Бывший воспитанник училища колонновожатых, приятель Алексея Шереметева, Горчаков во время приезда в Москву по служебным делам из 16-й пехотной дивизии, расквартированной в Кишиневе, зашел к нему в гости в Армянский переулок и там познакомился с Тютчевым, слушал его стихи.
И вот что еще интересно. Даже при столь, казалось бы, либеральных мотивах, стихотворение тогда опасно было публиковать. Поэтому след его надолго затерялся. Сохранил его полностью знавший поэта воспитанник училища колонновожатых, выпускник 1823 года, Сергей Дмитриевич Полторацкий в своих заветных тетрадках среди других «опасных» стихотворений. Тетрадки эти уже после кончины Полторацкого попали в рукописный отдел Румянцевской библиотеки (ныне Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина). Там стихотворение обнаружила исследовательница Е. С. Некрасова и впервые опубликовала в десятой книжке «Русской старины» за 1887 год. И несмотря на то что стихотворение шестьдесят семь лет пролежало в безвестности, цензура долго думала, разрешить ли его в печать. Оно все-таки вышло, но с поправками: в восьмой строке было вычеркнуто слово «царей», а в одиннадцатой — «тиранам закоснелым». Вместо них стояли многозначительные отточия.
Но рассказ о «крамольном» стихотворении на этом не кончается. И вот почему. При изучении этого периода жизни поэта невольно возникло два вопроса. Во-первых, зачем это Федору Тютчеву понадобилось досрочно, за два года оканчивать университет, когда его друзья в обязательном порядке делали это в три года? И во-вторых, как это Екатерина Львовна, боявшаяся всякой разлуки с младшим сыном, до самозабвения любившая его, вдруг решилась отпустить Феденьку за границу, да еще на такой большой срок? И это тогда, когда большинство его товарищей спокойно устраивалось в столицах, например, в знаменитый Московский архив коллегии иностранных дел, находившийся, кстати, в пяти минутах ходьбы от дома Тютчевых, в Колпачном переулке. И вот какая догадка возникла после долгих размышлений.
Возможно, от кого-то узнала маменька про стихотворение сына «К оде Пушкина на Вольность» и пришла в ужас: «Как мог мой Федор написать «тиранам закоснелым», подумать только! А если прознаются про это в Петербурге? Аракчеев, небось, не дремлет. Не помогут нам тогда и родственники, и друзей нужных не сыщешь!» И Екатерина Львовна принялась за дело. «Скорее, скорее надо кончать с университетом, с этим рассадником крамольных мыслей, в котором мой Феденька, не дай бог, станет «якобинцем». А пока он больше ничего подобного не сочинил и не пострадал за это, надо бы и пристроить его после окончания университета куда-нибудь понадежнее, пусть даже и в ущерб своей любви».
