и не заблевать потом весь салон ночного автобуса, она никогда не сдается. Удивительно стойкая девушка.
— Да ладно, Рейч, сегодня пятница, — говорила она, размахивая бокалом, до краев наполненным густым, липким на вид ликером. — И потом, это ведь сто граммов для храбрости!
— Одну — и все, — сказала я, скорее предупреждая Эмили, чем обещая что-то себе, и выпила залпом. Горло обожгло сначала алкоголем, потом самбукой, и когда я пальцами открыла глаза, подруга уже заказывала по второму бокалу. Замечательно. Придется снова придерживать ее волосы, пока она будет выблевывать бургер.
— Если ты меня с ней оставишь, я тебя уничтожу, — сказал Мэтью, прочитав мои мысли.
Я пожала плечами, удерживая улыбку. Он ее очень любит. Мэтью (Мэттом он себя называть не позволяет) и я дружим с того дня, как в университете он ушел с мудреной теоретической лекции, назвав ее «тупым онанизмом».
Как только что подселенная соседка, я сочла себя обязанной побежать за ним, и мы провели день, вечер и часть утра в студенческом клубе, вливая в себя пиво пинту за пинтой и выдавая всякие хитроумные теории. Моя основывалась на идее, что все мужики жадные, а Мэтью — на уверенности в том, что, если он «коснется вагины, его стошнит». Нашлись доказательства обоих школ мыслей, и к следующему дню мы уже были друзьями на всю жизнь. Ситуация была обоюдовыгодной: мне не приходилось волноваться, что Мэтью попытается залезть ко мне в трусы, а его бабушка была просто счастлива сознанием, что внучек постоянно живет с девушкой. Мать Мэтью довольно быстро поняла, что он родился голубым, но дед с бабкой не готовы были смириться с этим фактом. Видимо, поэтому Мэтью пришел на похороны дедушки в обтягивающей как вторая кожа неоново-розовой футболке. Детство у бедного мальчика было не сахар. Папаша сбежал еще до рождения Мэтью и впервые объявился лишь год назад, незадолго до того, как сбросить бренную оболочку и оставить сынку прорву денег. Мэтью уволился с авиалиний, где работал стюардом, и последние двенадцать месяцев болтался по Лондону без четкой цели. Еще до того, как сказочно разбогатеть, Мэтью притягивал взгляды. Здоровяк ростом под метр девяносто и примерно столько же в плечах, густые светлые волосы падают на синие глаза, всегда загорелая кожа, несмотря на мое вечное бурчание по поводу вреда загара, — словом, внешне нечто среднее между арийской мечтой Гитлера и оргиастической мечтой Луиса Уолша[4], а внутренне — с явным перевесом в сторону фашистского диктатора, хуже Гари Барлоу
