Тогда-то меня и посетила первая безумная мысль, что все наладится.
Теперь же я знаю, стоит телу невыносимо близко подойти к черте смерти, как наступает короткий момент эйфории.
Краски окружающего мира вновь наполняются яркостью, звуки и запахи становятся сочнее, а на самочувствие впервые не хочется жаловаться. Просто потому, что чувствуешь себя великолепно: приятная легкость во всем теле, ясность в голове, а главное — ничего не болит.
Эти три часа фальшивого подъема я не забуду никогда.
Хотелось танцевать, веселиться и… целоваться.
Как только я осознала, чьи губы представляла в непозволительной близости от своих — ужаснулась.
Приложив руку к губам, застыла и огляделась, будто бы они могли без моего ведома рассказать всем о стыде, что пролез в голову.
Мне хотелось Данила.
Впервые я ощутила нечто подобное к отклику на чужое мужское тело.
И это испугало так, что забыла как дышать.
На мое счастье, Данила рядом не оказалось. Иначе возможно я бы не справилась со своим взбесившимся телом и бросилась к парню первой, искать более интимной близости.
Какая дикость!
Пригладив спутавшиеся волосы, я отошла подальше от лагеря, присев на бревно. Неосознанно стала гладить кору, наслаждаясь ощущением шершавости под руками. Это было приятно и… в новинку.
Я — законченный мизантроп в душе, только сейчас осознала, что страдала от невозможности близких прикосновений. Когда мысли и убеждения в твоей голове резко переворачиваются и летят кувырком — понимаешь, что сходишь с ума.
После того, как Макс не вернулся и мы осмыслили, что должны придумать способ выжить самостоятельно вдали от цивилизации — Данил свел наше общение к минимуму.
Даже в те короткие часы, когда они с Димой возвращались с охоты, уставшие после того, как очередная попытка поймать или найти что-то съедобное с треском проваливалась — одногруппник держался в стороне от меня.
Может, я слишком откровенно на него пялилась? И ему это было неприятно?
Но даже со стороны Регины угроз в мою сторону больше не поступало. Значит, я вполне справлялась с ролью замкнутой недотроги.
Что же тогда?
И с чего стоило только поймать настороженно-внимательный взгляд серых глаз Данила, когда все внутри меня вспыхивало и адски жглось?
Период подъема продлился чертовски мало.
Волна энергии прокатилась по телу, пустив дрожь от макушки и до пят. Голод накатился с тройной силой от прежнего, а желудок вновь свернуло в тугой узел от резкого спазма.
Я подтянула колени к животу, пытаясь унять боль, и свалилась с бревна.
