— Замолчи!
Шум воды, доносившейся из ванной, внушал мне болезненный ужас. Перед глазами мелькали картины — одна страшнее другой.
Я отступила на четыре шага, примерилась и кинулась на дверь, краем глаза заметив вытянувшуюся Ларкину физиономию. В плече что-то щелкнуло и пронзило тело острой болью. Дверь даже не дрогнула. Зато я, кажется, и, правда, что-то сломала.
Поплыли разноцветные круги.
— Машенька, открой, — захрипела я, пытаясь словить воздух, который враз стал соленым и горячим.
В ответ мне, вода за дверью зашлась еще большим напором.
— Пожалуйста!
Здоровой рукой я вновь заколотила в дверь. Лицо стало мокрым: от пота, слез.
Я была на грани.
Наверное, именно так начинается истерика. Клокочущими всхлипами, что рвались из груди, стягивали желудок в крутой узел и переворачивали весь мир. Будто кто-то грубо рылся в твоей черепушке.
Ларка по-хозяйски отодвинула меня и припала щекой к двери.
Боль пульсировала в плече. От острых игл, которые, казалось, жадно вонзились в кость — отнималась рука. С губ сорвался прерывистый вздох. Никакая боль не сравнится с той, если я потеряю Машку.
— Эй, слышишь? Открой! Я писать хочу! — жалобно проскулила Ларка.
Вода не унималась. Текла и текла. Машка не отзывалась. Словно и, правда, оглохла. Я готова была сорваться и кинуться по комнатам, чтобы найти хоть какого-то крепкого парня, взломать проклятущую дверь!
— Слушай, я все понимаю, но найди себе другое место для заседаний! Дзюрить в штаны из-за тебя мне не улыбается! — неожиданно громко гаркнула Ларка.
Так, что я даже поежилась.
Вода затихла.
Соседка повернулась ко мне и подмигнула, победно улыбаясь. Замок щелкнул, дверь скрипнула. Я рванула ее на себя.
Машка сидела на краю пожелтевшего от времени унитаза и размазывала тушь по лицу.
Живая.
Невредимая.
Зареванная.
Разом с облегчением нахлынула неимоверная злость. Захотелось придушить сестру собственными руками! За такую безжалостную манипуляцию моими нервами!
Почувствовала, как чьи-то пальцы легли на плечо — присела, уходя от болезненного касания. Протестующее вскрикнула. Странно, но злость мгновенно улеглась.
— Я пойду, чай нам сделаю, — довольно пропела Ларка, убирая руку с моего плеча.
Дышать сразу стало легче.
— Какой чай в два часа ночи?
— Какой? — улыбнулась соседка. — С коньяком!
Я уяснила давно: если Ларка что-то решила, то убеждать ее в обратном — смысла нет. Все равно не послушает. А нервы твои потрепает. Постарается на славу. Ларка — она ведь матерее каратиста с черным поясом, в сфере отношений. Интернатовское детство научило выживать и никогда не давать себя в обиду. Ни при каких обстоятельствах не казаться слабой. И Лара не казалась, да и мне не давала.
