Догадывался ли он о чувствах Гали? Тутаев не знал этого. И теперь он стремился найти ответ на свой вопрос. Сидя напротив Славки, Семен Семенович наблюдал за ним. Однако Славка ничем не выдавал своего отношения к Гале. Даже когда она наклонялась над столом, чтобы положить на его тарелку какую-нибудь закуску, он не поднимал на нее глаз, а говорил: «Благодарю!»— и продолжал сидеть, как ни в чем не бывало, прислушиваясь к разговору.
Как это всегда бывает, после первой рюмки говорили в основном о закуске. Угощая гостей, молодая хозяйка сетовала на то, что стол-де беден, что по такому случаю-то, ради встречи, неплохо бы барашка зарезать, но барашков у них не водится — суеты с ними слишком много; даже гусей, даже кур нет! Гости, наоборот, хвалили закуску: всего много и очень вкусно.
Вторую рюмку пили за родителей. И хотя Василий Михайлович, завмаг, предлагавший этот тост, имел в виду, что каждый будет пить за своих родителей, но вышло так, что пили за здоровье Пелагеи Ивановны и за помин Михаила Кузьмича, умершего прошлой осенью.
Михаил Кузьмич, муж тети Поли, был неказистый с виду мужичишка: низенький, сухонький, к тому же в войну получил контузию и по этой причине стал глуховат к старости. Но каким бы он ни был, а с бригадиром и председателем умел ладить, и при нем скотине всегда корму хватало. А вот умер он — и все хозяйство Зазыкиных пошло под откос. Весной из-за нехватки корма зарезали и продали подтелка, а теперь хоть и корову со двора своди. Сенокосная пора уже проходит, а сеновал у тети Поли пуст. Сколько раз она подступала к Митьке: сходи, мол, к председателю, попроси делянку. Ведь корова-то как-никак на двоих у нас числится. Но Митька — знай свое: сегодня он пьян, а завтра у него настроения нету. Станет к нему Пелагея Ивановна приставать, а он ей: «А зачем мне корова?! У меня жена на молокозаводе работает!» — «Тебе не нужна — так ребенку нельзя без молока». — «Ребенку, отвечает, в детском саду дают».
Третью рюмку пили за гостей. А уж после третьей безо всяких тостов пили. Женщины завели разговоры; Славке и его другу много пить нельзя, Семену Семеновичу и Аннушке — тоже. Пили в основном братья, и за компанию с ними Виктор. Пили без тостов и даже не чокаясь: просто наполняли стаканы, опоражнивали их, что-то подхватывали вилкой, жевали, а когда переставали есть — прислушивались, норовя своим затуманенным сознанием понять, о чем шел разговор за столом.
