– Кто вас бинтовал?
– Я сам. А ты настоящий врач?
– В основном для животных.
– И диплом есть?
– Взгляните на меня и попробуйте догадаться.
– Твою ж мать… – буркнул Кэмпбелл.
– Я рад, что вы здесь, – сказал Гильермо. – Ни за что бы не подумал, что скажу такое rinche[40].
Кэмпбелл проигнорировал выпад:
– Что будет, если кости так и срастутся?
– Будут проблемы с рукой, – пожал плечами Гильермо. – Но рана действительно плохая, вот эти темные пятна надо удалить.
– Иначе я потеряю руку? – Голос дрогнул, и внезапно я увидел Кэмпбелла, каким тот был на самом деле – напуганным двадцатилетним юнцом, но маска так же быстро вернулась на место.
– Постоянно присыпайте рану этим порошком. Когда он намокнет и станет липким, добавьте еще свежего. В ране всегда должен быть сухой порошок.
– Похоже на желтый сахар.
– Это смесь сахара и сульфамида.
– Обычный сахар.
– Надежное средство. Даже просто сахара было бы достаточно.
– Как-то это глупо выглядит.
– Делайте как знаете, мне все равно. Ваши товарищи в округе Старр убили моего двоюродного брата, в Браунсвилле – дядю и его сына, а я здесь, лечу вас.
– Ложка дегтя в бочке меда… – заметил Кэмпбелл.
– Скажите это Альфредо Серда, или Грегорио Кортесу, или Педро Гарсия. Или их женам и детям, тоже мертвым. Ваши люди явились сюда и мутят воду, потом приходит армия и наводит порядок. Но это очевидные вещи. Не предмет для дискуссий.
Кэмпбелл пошевелил пальцами, проверяя, может ли по-прежнему сжимать винтовку.
– А морфин у тебя есть? – спросил он у Гильермо, а мне сказал: – Мы не сможем вам заплатить за использование ранчо.
– Когда подойдет армия?
– Никогда.
– Что ж… один повстанец, один рейнджер.
– Именно так. Пока есть хоть один рейнджер.
Салли пришла в ярость, узнав, что я пригласил в наш дом всех городских мексиканцев, и тут же потребовала, чтобы я позвал к телефону Консуэлу. Я слышал, как она отдавала распоряжения Консуэле, чтобы спрятали все серебро и убрали подальше дорогие ковры. Потом Консуэла вернула трубку мне.
– Что с тобой происходит, Питер?
– Эти люди погибнут, если не дать им убежища.
Она молчала. Я попытался ее успокоить:
– С Гленном все будет в порядке.
– Ты не смеешь так говорить, – сухо бросила она. – Ты не можешь этого знать, тебя нет рядом с сыном.
Я надеялся, что мексиканцы переберутся к нам потихоньку, но в сумерках половина теханос, почти сто человек, потянулись в сторону ранчо – пешком, верхом, на машинах; они везли, тащили, толкали и тянули свое барахло – на повозках, тележках, тачках или просто на спине. Мидкифф и Рейнолдс без всяких просьб прислали людей, чтобы защищать мексиканцев.
