Каса майор Гарсия стоял над остатками старой деревни – несколько саманных домишек и ветхих visitas[31], несколько акров corrales de lena[32]. Двор огорожен каменной стеной – отголосок времен, когда скот пасли на открытых пастбищах, – здесь-то мы и выстроились, окружив дом с трех сторон на расстоянии пятидесяти-шестидесяти ярдов. Настроение не изменилось. Предстояла не просто расправа – свержение старого режима, создание основ нового мира.
А потом появился Педро. Густые седые волосы аккуратно зачесаны назад, белоснежная рубаха, брюки тщательно заправлены в высокие башмаки. Он, казалось, удивился, увидев толпу, в которой множество его соседей – людей, чьи семьи ему хорошо знакомы, чьих жен и детей он всегда радостно приветствовал. Шаркающей походкой человека, поднимающегося на эшафот, он вышел на террасу, встал у верхней ступени лестницы. Начал было говорить, но голос дрогнул, и ему пришлось откашляться.
– Моих зятьев здесь нет. Я не знаю, где они, но, как и вы, я буду рад увидеть их на виселице. К несчастью, их здесь нет.
Он смущенно пожал плечами. Если и существует худшее зрелище, чем напуганный гордый человек, я такого не видел.
– Может, кто-нибудь из вас войдет в дом, и мы вместе обсудим, как их отыскать.
Опустив винтовку, я перебрался через стену и двинулся вперед, пока не оказался по центру двора, как раз между нашими людьми и его. Наши смутились было, но быстро взяли себя в руки и пришли в ярость, поняв, что я намерен лишить их развлечения.
– Я поговорю с Педро, – объявил я. – Если сержант и его люди пойдут со мной, мы сумеем все решить.
Сержант покачал головой. Возможно, он опасался, что это ловушка, а может, опасался, что как раз не ловушка, – трудно сказать.
– Все вы знаете, что Гленн – мой сын, – продолжал я. – И украденные коровы – тоже мои. Это не чья-то война, а лично моя. И я ее не хочу.
На меня никто больше не смотрел. Гленн и наш скот больше не имели к происходящему никакого отношения. Все разом взяли оружие наизготовку, присев пониже, словно не сговариваясь решили, что меня вообще не существует, – так стая птиц одномоментно меняет направление полета без всякой команды. Откуда-то справа раздался выстрел, потом грянул залп. Услышав свист пуль над головой, я рухнул на траву.
Педро тоже упал. Он лежал на террасе, держась руками за живот, но тут из дверей выскочили двое и втащили его в дом, не обращая внимания на пули, откалывавшие щепы от косяков.
Поверх низенького каменного укрытия я разглядел торчащие макушки наших соседей – а еще барабаны револьверов, дымок, вырывающийся из стволов, сверкающий металл перезаряжаемых магазинов, облачка пыли там, где пули попадали в камень. Подняться я не мог, иначе меня пристрелили бы те или другие, поэтому продолжал лежать. Мне было странно спокойно, и я подумал, а не убит ли уже; земля подо мной слегка покачивалась, словно я плыл по реке или, может, по воздуху. Отсюда, с огромной высоты, все казалось бессмысленным. Мы могли вообще не выбираться на сушу; собственное неведение человек осознает не более, чем рыбы, таращащиеся из пруда, – свое.
