Место издания: чужбина | страница 13
– Я не имею права остановиться и отдохнуть, господин бригадир?
– Имеете… Ровно от часу двадцати минут ночи. В это время вы можете присесть, если найдете на чем, и закусить, если предусмотрительно захватите с собою сандвич. Вы поняли все?
– Так точно – я все понял…
– До скорого!..
Он пошел проверять другие свои посты ровным прогулочным шагом, не обращая никакого внимания на дождь.
Я остался один.
Моя первая ночь на улицах Парижа началась…
Я зашагал, добросовестно выполняя все предписания Мореля.
– Новичок?! – вдруг окликнул меня насмешливый и веселый голос.
Я обернулся.
У настежь раскрытой и ярко освещенной громадной дубовой двери отеля дежурил шассер.
В пальто великолепного сукна, с золотыми галунами и вензелем на кепи двадцатилетний парень смотрел на меня с насмешливым сочувствием…
– Почему вы угадали, что я – новичок?
Шассер расхохотался.
– Во-первых, старина, ты слишком добросовестно хватаешься за все засовы и замки. Так вы все делаете в первый день вашей службы. Во-вторых, ты говоришь мне «вы», тогда как все ночные люди говорят друг другу «ты».
– «Ночные люди»?!
– Ну да… все мы, кто не спит ночью, когда весь Париж спит: ажаны, шоферы, уборщики метро, шассеры, ночные стражники, рабочие ночных экипов, клошары и уличные девушки…
– Вы… то есть ты… ты и их считаешь в нашей компании?
– Конечно, старина! Это тоже профессия не из последних и даже гораздо выгоднее многих других…
Мне надлежало двигаться дальше, и, на мое счастье, шурша шинами, к подъезду отеля подъехал громадный «роллс-ройс». Шассер, на ходу раскрывая гигантский дождевой зонтик, бросился высаживать клиента.
Я ходил без остановки, взад и вперед. Это было довольно утомительно…
Я уже изучил каждое здание, каждую дверь на моем пути. Поворачивая за угол Руаяль, я каждый раз напевал себе под нос:
– Иду к Максиму я!..
Да! Там, за углом, был «Максим». Красный, бархатный, прилично-скромный и шикарный, всемирно прославлённый «Веселой вдовой»… Как давно я уже знаю о его существовании! Как давно кануло в Лету то время, когда весь веселящийся и беспечный Петербург напевал:
…И было уже темно в театральной опереточной зале… И я проходил в ряды партера, задевая ножнами оружия за ножки кресел, садился и ждал появления на сцене несравненной, неподражаемой, божественной «Веселой вдовы» – Шуваловой…
У подъезда «Максима» стоял одинокий, высокий, пожилой швейцар в вылинявшей красной фуражке и в мешковато сидящей на нем ливрее…