. При столь многоступенчатой передаче возможны любые искажения и слов, и смысла. Тем не менее Жуковский довольно точно передал суть разговора Пушкина с княгиней Вяземской, хотя и услышал в нем то, чего более всего опасался, – новую угрозу в адрес Геккерна.
В большинстве исследований можно прочесть, что Пушкин не колеблясь признал автором пасквиля Геккерна. В действительности он прекрасно понимал, что Геккерн едва ли мог пойти на такой риск. Тем не менее Пушкин принял эту версию, поскольку она развязывала ему руки для дуэли с Дантесом, расквитаться с которым за его открытое ухаживание за Натальей Николаевной было для него во много раз важнее, чем наказать автора анонимного пасквиля. С присущей ему благородной прямотой он даже не скрывает этого в письме Геккерну: «Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим»[85].
Характерно и другое: когда Пушкин, вняв уговорам Жуковского, согласился отказаться от дуэли и принять за чистую монету сватовство Дантеса к Екатерине Гончаровой, то вопрос об авторстве Геккерна как бы отпал сам собой; тогда в разговоре с Вяземской и возникло имя Раевского, известного им своими низменными и грязными поступками. Более того, в написанном в те же дни официальном письме об отказе от дуэли Пушкин совершенно недвусмысленно формулирует, за что он направил Дантесу вызов: вовсе не за пасквиль, а «за то, что он вел себя по отношению к моей жене так, как мне не подобает допускать (в случае, если господин Геккерн потребует указать причину вызова)».
Таким образом, вырисовывается следующая картина. Получение пасквиля заставило Пушкина сконцентрироваться не столько на вопросе, кто его автор, сколько на ситуации, на которую он намекал. В. А. Соллогубу, который принес ему 4 ноября один из экземпляров пасквиля, Пушкин, между прочим, сказал: «…Безыменным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело моего камердинера вычистить платье, а не мое»[86]. Не тратя времени на поиск автора, Пушкин посылает вызов Дантесу, о неприличных ухаживаниях которого за Натальей Николаевной он уже был достаточно наслышан. В этом смысле пасквиль был ему очень даже на руку, о чем уже упоминалось выше.
Дальнейшее развитие событий – уговоры Жуковского и Загряжской, сватовство Дантеса к свояченице Пушкина – вынудили Пушкина взять свой вызов обратно. Именно тогда его мысль обращается к оскорбительному пасквилю: кто и с какой целью изготовил это гнусное послание.
