С секундантами и без… | страница 41



а исчерпанием – тем, что «туча» (разумеется, это метафора) свое назначение исчерпала.

Некогда «туча» была частью великого целого; она облегала все небо и щедро поила дождем алчущую землю. Но «пора миновалась» (Пушкин мог бы добавить: согласно «общему закону»), и теперь «туча» – лишь беспомощный след былого, последний его осколок. Одинокой и ненужной несется она «по ясной лазури», так что высший гарант «общего закона» Зевс (в окончательном варианте – ветер) обоснованно и справедливо гонит ее с небосвода.

Именно гонит. Это, если угодно, апофеоз самоуничтожения (напомню, «Туча» появилась через пять дней после «Полководца» с его финальным лейтмотивом желанной смерти и за неделю до стихотворения о самосожжении Геракла):

Последняя туча рассеянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводишь унылую тень,
Одна ты печалишь ликующий день.
Ты небо недавно кругом облегала,
И молния грозно тебя обвивала;
И ты издавала таинственный гром
И алчную землю поила дождем.
Довольно, сокройся! Пора миновалась,
Земля освежилась, и буря промчалась,
И ветер, лаская листочки древес,
Тебя с успокоенных гонит небес.

(III, 381)

На крыльях смутной надежды

Внутреннее ощущение творческого кризиса, невозможности полноценно осуществлять себя в плане духовном все настойчивее побуждало Пушкина искать опоры в жизни личной. Это настроение вполне определенно выражено уже в стихотворении 1834 г., обращенном к Наталье Николаевне:

Пора, мой друг, пора! [покоя] сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь – как раз – умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.

(III, 330)



Пушкин не завершил стихотворение, но записал в нескольких словах – здесь же, – о чем он хотел говорить дальше: «Юность не имеет нужды в at home <Доме>, зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен, кто находит подругу – тогда удались он домой». И здесь он впервые формулирует тот жизненный идеал (столь непохожий на идеалы его юности), который определился настроением 1830-х годов. «О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню – поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтические – семья, любовь etc. – религия, смерть» (III, 941)[37].

Это стихотворение – своеобразный рубеж в отношении Пушкина к Наталье Николаевне. До него Наталья Николаевна – мадонна, с нею связаны мотивы любви, семейного счастья. После 1834 г. мотив жены, мотив любимой женщины будет связан только с горечью и несчастьем, причем не просто с несчастьем, а с самым трагическим для человека – смертью. Для нашей темы существенно напомнить, насколько важное значение имели для Пушкина женитьба и его семейная жизнь.