— Это конечно, — охотно признал Хома. – А жида для договорённости надлежит откапывать, или и так можно беседу вести?
— Тут я не знаю, — засомневался гишпанец. – Иудеи, они как обычные мертвецы, только похитрее. Перс или чех тоже подойдут. Главное, найти солидного покойника. Не все ж клад оставляют. Иные помирают, так и вовсе бесхитростно – всё до грошика семейству оставят, без всяких тайностей и изощрений.
— Да, бывает этакая простодушность, — согласился казак, сообразивший, что сотоварищ очень уж много знает. Вот что значит под бочком у ведьмы ночи ночевать! Бабы есть бабы, даже такому сомнительному тонконогому полюбовнику многое выболтать рады – лишь бы слушал. Что ж, если тутошние покойники готовы по договорённости клад уступить, так то дело не очень греховное, тем более раз и особо копать не придется. Хотя Анч и сбрехать может. Вдруг клятая баба вздумала очередных полумертвецов сотворять? К примеру, понадобились ей гайдуки повиднее или полюбовники половчее? Очень возможное положение! Насшиваешь этаких фараоновых слуг, а тебя потом же…
Хому пробило таким ужасом, что разом сел в траве и за голову схватился.
— Ты что? – вздрогнул сотоварищ.
— А ведь ей для нового живого-неживого и обычный христианин понадобится, — прошептал казак. – Вот сдерет она с нас шкуру и заменит чудищем послушным.
Анч поежился, поразмыслил и покачал кудрявой башкой:
— Не, я тому делу фигурой и костью не подойду.
— Отчего вдруг?
— Вовсе неподходящий. И вообще на мне шкуры мало.
— Отчего это ты неподходящий? Очень подходящий. На харю выразителен, кудряв. Сальца чуть добавить, и вообще красавцем будешь.
— Глупости не болтай, — запротестовал сотоварищ. – Во мне ценны учтивость, живость и прочая куртуазность. Их со шкурой не сдерёшь. Вот ты — иное дело. В кости крепок, руки сильные, в уме никак не потеряешь. Харю сменить, усы погуще…
Хома прихватил умника за ворот:
— Уж не твои ли усишки будут побогаче?
— Что за дурни такие…
Философы мигом расцепились и отползли подальше – голос у Хелены оказался негромок, но такой ледяной щекоткой по хребту прошелся, что куда там любому залихватскому крику.
— Э, да ты говоришь, что ли? – прошептал Анч, подтягивая за перевязь к себе поближе фамильную шпагу.
Панночка молчала, лишь смотрела насквозь презрительно.
— А с чего это мы дурни? – воспротивился Хома, успевший перевести дух.
Полумертвячка молчала.
— Мы дурни оттого, что думаем о корысти пани Фиотии вовсе и неправильно, — сообщил напряженно размышляющий гишпанец. – К чему ей вдруг послушных слуг на непослушных менять? Ты сам глянь – Хеленка шибко в прислуги годится?
