Копатели лишь крепче вжались спинами в сырую землю. Шевельнуться, двинуться к гробу было выше человечьих сил.
Лузг-щёлк, шелуха упала на кудрявую башку напарника.
– Оглохли, слуги верные?
– Так всю доставать, пани-хозяйка? – пролепетал худосочный хлопец, дрожащей дланью смахивая с кудрей шелуху.
– Свежевать по ямам умеешь? – усмехнулась ведьма. – Доставайте красавицу. Целиком.
Хома пытался застонать, да не вышло – не шёл звук из казацкой глотки. Эх, тут и дышишь по изволенью. Доставать, значит? Была надежда, что чёртовой бабе нужен палец покойницы, прядь волос иль еще что-то мелкое для тайных колдовских нужд. Но ведь не зря тачку катили. Сам же брал, как приказала. Ой, да шо ж будет-то?!
Было дурно, и Хома знал, что от нынешней ночи не оправится. Неможно казаку бояться, но тут не в сердце или башке ужас сидел, а в самой что ни на есть селезёнке. Мозг, образованный да ухватистый, вообще что-то затих, будто отмер.
Вынули. Неловко оттаптывая друг другу ноги, подняли покойницу из могилы – мертвячка норовила обратно сползти, точно непременно в могилу вернуться желала. Непристойно заголялись ножки, густо покрытые длинными почерневшими царапинами. Ведьма наступила покойнице на ворот сорочки, не дала в могилу нырнуть, подождала, пока могильщики наверх вылезут.
– На тачку кралю клади.
Гробокопатели пытались пристроить страшный груз – мертвячка была лёгкой, но уж очень неподатливой. Определенно не хотела кладбище покидать. Усаживая, Хома случайно надавил на живот покойницы – рука чуть ли не по локоть провалилась.
– Что творишь, бесстыдник? – насмешливо спросила ведьма. – И вовсе нашу красуню запортишь.
Могильщики торопливо забрасывали землёй опустевшую могилу. Шуршали комья, за спиной раздавалось размеренное «лузг - щёлк». Ёжась, Хома испытал краткий прилив облегчения, словно враз чарку наилучшей горилки выцедил – пощадила хозяйка, могла приказать и самим закопаться. И выполнили бы, куда тут денешься. Саморучно земельку бы заваливали, загребали. Видать, нужны пока что слуги чёртовой бабе...
Ведьма небрежно утаптывала рыхлую землю своими мужскими сапожищами.
– Чего вылупились? Вперед, да рысцой!
Ушлый дылда подхватил лопаты. Хома глянул на сотоварища недобро – так бы и выдать в ухо за хитрожопость. Ну да делать нечего – пришлось за тачку взяться. Поднатужился, сдвинул. Деревянное колесо покатило по тропке, мертвячка вздрагивала, ноги косолапо растопырились.
Тропка меж могил вывела к жердям-воротам, но едва напарник за них взялся, как донесся дребезжащий вздох-звон колокола. Часовенка стояла не так далеко, а словно за сотню верст отсюда, колокол свой одинокий звон испустил. Вот тут и ведьма вздрогнула. Стояли, замерев и боясь шелохнуться. Видать, дрожали руки казака – мертвячка в своем экипаже шевельнулась, запрокинула голову, словно желала оглянуться да попрощаться с кладбищем, так и не ставшим ей надежным пристанищем до самисенького[32] Страшного Суда.
