Дальше я всю дорогу говорила то, что только что услышала от врача. Может быть, еще все обойдется. Может быть, это ошибка. Нужно просто съездить в больницу и проверить. И так далее, и так далее…
Не знаю, верила ли она мне, но я сама себе не верила.
У подъезда уже ждали муж и «Скорая». Мы пошли в квартиру – осматриваться и собирать вещи. Врач говорила те же слова, что и педиатр: возможно, нет никакого диабета, а даже если и есть, то не так уж это и страшно.
Я решила, что она сумасшедшая.
– Первый тип никак не влияет на качество и продолжительность жизни, – уверенно говорила она, а я, кивая, думала о том, что она, наверное, считает нас полными идиотами, если говорит такое.
Мы ехали в машине «Скорой помощи», муж несся за нами по выделенке, Катя с очень важным видом лежала на кушетке.
Для нее все происходящее превратилось в занимательную игру. Во-первых, она верила, что все еще рассосется. Сейчас она поиграет в больницу – и поедет домой. А во-вторых, верила словам тети-доктора больше меня.
В приемном покое дочку забрали на анализ крови.
– Думаешь, это может быть ошибкой? – с надеждой спросила я у мужа, но он только покачал головой:
– Не думаю.
Вернулся наш ребенок, стал скакать по палате, задирать ноги в каком-то своем танце, что-то петь. Это ее обычное состояние. Ни минуты молчания и покоя.
Очень быстро пришла врач и обеспокоенно спросила нашу девочку:
– Как ты себя чувствуешь?
Мы, взрослые, тут же поняли: «Все».
– Нормально, – ответил ребенок, продолжая прыгать и кружиться.
– Сахар тридцать три, – сказала доктор. – Это коматозное состояние. Пойдемте в отделение.
В отделении стало спокойнее. Особенно когда мою дочь, отчаянно орущую в своем девятилетнем возрасте даже от намека на прививку, в две минуты научили делать себе укол инсулина. С одной стороны, она была жутко расстроена, а с другой – страшно гордилась тем, что теперь у нее есть личный гаджет под названием глюкометр и бордовая с серебристой окантовкой шприц-ручка, на которой курсивом выбито очень красивое имя Lilly.
Нас проводили в палату, где уже лежала тринадцатилетняя Полина.
– Новенькая? – поинтересовалась она. – А я уже семь лет болею.
– А почему сейчас в больнице? – спросила я.
– Что-то сахара расшалились, решили лечь. А вообще, надо каждый год ложиться.
– Зачем? – мне стало дурно.
– На обследование для инвалидности.
– Для инвалидности?!
Я поняла, что пугаю и себя, и свою дочь, и предпочла свернуть разговор.
К нам пришла дежурная врач (во второй половине дня никого из палатных врачей на месте уже не было). Она подтвердила диагноз, выдала книгу о сахарном диабете первого типа, повторила, что ничего страшного с нами не случилось, и предложила остаться ночевать с Катей.
