– Он хочет быть один, он в очень дурном духе.
– Да, в очень дурном, – подтвердил Джальма, научившийся пока лишь нескольким немецким словам.
Гронау и сам заметил, что Вальтенберг расстроен, но не мог объяснить себе причины, а потому помедлил с ответом. Но он никогда не лез за словом в карман и на этот раз, сам того не подозревая, напал на истину, когда заявил коротко и ясно:
– Это оттого, что он пригласил дам. От них всегда бывают неприятности.
– О! Всегда? – спросил Саид, которому дело казалось не совсем ясно.
– Всегда! – решительно повторил Гронау. – Белые они, черные или коричневые – безразлично: все приносят с собой неприятности, а потому надо обходиться без них и держаться от них подальше. Зарубите это себе на носу, повесы вы этакие!
Наступило лето – впрочем, для гор только начало лета, потому что была всего половина июня, но леса и луга уже оделись свежей зеленью, и только снежные вершины стояли в своем белом одеянии, которого никогда не снимали.
Величественная альпийская долина, еще три года тому назад не тронутая людьми, строгая и пустынная, теперь всюду носила следы деятельности человека, вторгшегося сюда с полчищем служащих ему сил. В каменных стенах зияли отверстия туннелей, снизу змеей поднималась тонкая линия железной дороги, которой лес и скалы вынуждены были дать место, а над ущельем висел шедевр всего грандиозного сооружения – Волькенштейнский мост, почти уже законченный и как бы парящий на головокружительной высоте.
Нелегко было провести здесь дорогу, и именно волькенштейнский участок представлял для этой смелой затеи самые большие затруднения. Тщательным образом продуманные планы оказывались ошибочными, вспомогательные средства, на которые рассчитывали с полной уверенностью, не давали желаемого результата, происходили непредвиденные катастрофы, и не раз возникало сомнение в возможности окончания работ.
Но во главе волькенштейнского участка стоял человек, которому это трудное дело было по плечу; его не пугали никакие препятствия, и никакая катастрофа не лишала его мужества. Несмотря ни на что, он продвигался со своими рабочими вперед и шаг за шагом подчинял себе горы.
Железнодорожное общество оценило теперь выбор Нордгейма, против которого сильно возмущались вначале. Мало-помалу Эльмгорст получил почти не ограниченную власть и сумел удержать ее в своих руках и пользоваться ею. Главный инженер давно уже давал делу только свое имя; каждая новая мысль, каждое решение исходило от энергичного и талантливого начальника его штаба, то есть Эльмгорста, а с тех пор как последний обручился с дочерью Нордгейма и за ним стояли миллионы, всякая оппозиция смолкла.
