– Для меня всякий долг – дело чести, – холодно возразил он.
– Да, мы, немцы, фанатики долга, – небрежно сказал Вальтенберг. – Я до известной степени эмансипировался на чужбине от этой национальной особенности. О, фрейлейн, опять этот укоризненный взгляд! Своей откровенностью я, пожалуй, окончательно уроню себя в ваших глазах. Но вспомните, что я явился из совершенно иного мира и буквально одичал по европейским понятиям.
– Что касается ваших воззрений, вы, кажется, действительно одичали, – ответила Эрна шутя, но довольно резким тоном.
– Что ж, меня надо опять превратить в человека, – засмеялся Вальтенберг. – Может быть, найдется милосердный самаритянин, который возьмется за мое воспитание? Как вы думаете, стоит браться или нет?
– Алиса, неужели ты в состоянии выносить эту удушливую атмосферу? – спросил Эльмгорст с едва скрываемым нетерпением. – Я боюсь, что она для тебя вреднее, чем жара в залах.
– Но там так шумно, – возразила Алиса. – Пожалуйста, Вольфганг, посидим еще.
Жених сжал губы, но ему оставалось только покориться так ясно выраженному желанию невесты.
– Здесь тропическая температура, – сказал Вальтенберг, пожимая плечами.
– Да, угнетающая и расстраивающая нервы всякому, кто привык дышать полной грудью.
Реплика прозвучала почти грубо, но тот, к кому она относилась, как будто не заметил этого; его глаза по-прежнему были устремлены на Эрну, когда он ответил:
– Пальмам и орхидеям она необходима. Взгляните, они восхищают взор даже здесь, в неволе, а в могучем тропическом мире, где они растут на свободе, это захватывающее зрелище.
– Тропический мир должен быть прекрасен, – тихо проговорила Эрна, мечтательно скользя взглядом по роскошным чужеземным цветам.
– Вы долго были на Востоке, господин Вальтенберг? – спросила Алиса своим вялым, безучастным голосом.
– Несколько лет. Я дома почти во всех частях света и могу похвастать, что проникал даже в самую глубь Центральной Африки.
– Как член научной экспедиции? – спросил Эльмгорст.
– Нет, это никогда меня не привлекало. Я ненавижу всякое стеснение, а, участвуя в экспедиции, невозможно сохранить личную свободу. Тут ты связан и в выборе цели путешествия, и своими спутниками, и многим другим; я же привык сообразовываться лишь с собственной волей.
– Вот как! – На губах Вольфганга появилась почти презрительная улыбка. – Прошу извинить, я думал, что вы ездили в Африку как пионер науки.
– Боже мой, как серьезно вы все это принимаете, господин Эльмгорст! – насмешливо воскликнул Вальтенберг. – Неужели каждый должен непременно работать? Я никогда не гнался за славой исследователя, а просто впитывал в себя красоту необъятного, вольного мира и черпал силы и молодость из этого волшебного источника; если бы я должен был извлекать из него пользу, он утратил бы для меня всякую поэзию.
