Может собственных платонов... | страница 35
— Тайно.
Денисов задумался.
— Приди-ка ко мне вечером.
Когда Михайло пришел к Денисову, тот, окинув его взглядом, опять повторил:
— Тайно.
А потом, улыбаясь, спросил:
— А веру истинную ты, значит, пока испытуешь?
— От сомненья до веры один всего шаг…
Денисов рассмеялся:
— Молод ты старика-то ловить на слове… Вот что теперь скажу. Слышал, как ты рассуждал. Таких, как ты, у нас, поди, и не найдется. А правду нашу большую надо нести. Я да Семен уже стары. О будущем дела нашего подумать надо. Вот и ищем мы, приглядываемся, кто бы после нас принял. Кое-кого приглядели. Ты толков… Может, тоже потом нам на смену придешь. А для того учиться тебе надо. Большим учением. Вот слушай. Никониане против нас спорят. Вон к нам присылали тому несколько лет из Петербурга ученого иеромонаха Неофита — спорить. Да не получилось дела у него — ни с чем и отъехал. Порушили мы все, что он говорил. Про «Поморские ответы» наши слыхал?
Михайло ответил, что слыхал.
— Ну вот. И в наше учение надо вникать, и в никонианское. Чтобы вернее его отвергнуть. Теперь и подхожу к тому, что сказать тебе хотел. Я сам, никонианином да купцом прикинувшись, два года в Киеве, в Киево-Могилянской академии учился. Всю их премудрость постиг. И тебе бы тоже туда, а может, в Москву. Там есть Славяно-греко-латинская академия. Поможем тебе поступить или в Киевскую академию или в Московскую. Уж устроим. Ну, таким случаем можно: никониане на деньги падки. А ежели отец не отпустит, можно и тайно от него. Я-то в молодых летах из дому от отца тайно ушел, веру истинную познав и о ней ревнуя. Да. Никониане хитры, а их перехитрить.
В конце января 1726 года Михайло был уже дома. Когда Михайло уходил из Выговской пустыни, ему дали несколько книг. Спрятав хорошенько эти книги, Михайло читал их тайком. Вот одна из этих книг, самая заветная. На первом листе написано: «Книга». Ее написал Аввакум.
Выговцы преуспевают в житейском деле. Что же говорит эта книга, которую они раскрывают с трепетом?
Беседа пятая — о внешней мудрости. Бегут строчки. «Платон и Пифагор, — читает Михайло, — Аристотель и Диоген, Иппократ и Галин: вси сии мудри быша и во ад угодиша». Бегут строчки. Вот еще о Платоне и Пифагоре: «Память их с шумом погибе». Михайло уже знал, кто это такие. Ему рассказали. Ученые, философы. Значит, что? То, что он видел на Выге, все это остановится где-то перед наукой, не приняв ее, прокляв. Остановится — где? Какой черты не перейдет?
Своему рассуждению о внешней мудрости Аввакум предпослал выписку, которая начинается словами: «Погублю премудрость премудрых и разума разумных отвергуся».
