«С горки каталась», — почему-то сразу возникла такая мысль.
Благополучно съехав вниз — в самый последний момент не заприметила коварный корень, выглядывающий за снежной кочкой, споткнулась и шмякнулась лицом об оледенелую землю, чуть прикрытую пеплом. А когда поднялась — обнаружила вблизи камышей примятый снег и совсем свежие следы, обрывающиеся у самих зарослей.
— Вот где ты! — обрадовалась Джин и опять стала окликать дочь: — Клер!.. Скажи мне, где ты!..
На удивление, Клер отозвалась быстро, точно только и ждала того момента, когда мать спустится с оврага:
— Мамочка, я здесь, на пруду! Здесь лед крепкий и скользкий — можно кататься! — И тут резко замолчала, притихла, будто испугалась, что мама начнет ругаться.
— Оставайся там, маленькая! — как можно спокойней попросила Джин, всеми силами стараясь скрыть запредельное волнение. Однако трясущийся, неуверенный голос предательски выдавал, слова получались очень фальшивыми, неумелыми. — Никуда не уходи!
Клер больше не ответила, а мать, не медля, нырнула в гущину камыша.
Очутившись на пруду, покрытом изумрудно-зеленым льдом, — почти сразу заметила дочку. Клер сидела на коленках у правого края, играла с ржавой консервной банкой и что-то себе рассказывала, пока не замечая присутствия матери. Несмотря на то, что ей никто не разрешал уходить гулять дальше дома, оделась она тепло, но совершенно забыла о шапочке, и теперь черноватые волосики буквально поседели от налипшего тлена.
— Ах, вот ты где!.. — не сдерживая радости, чуть ли не крича воскликнула Джин и, чтобы не упасть, осторожно зашаркала к дочери. Увидев мать, Клер подняла блестящие глазки, отражающие, как зеркало, алое небо, и спрятала за спиной свою игрушку, словно заранее знала: мама все отберет. Не заостряя на этом внимания, та продолжила чуть строже: — Зачем же ты сюда пришла? Разве я разрешала тебе уходить гулять без спроса?..
Дочурка в ответ виновато наклонила голову, помотала, подергала ножкой.
— Прости, мам, — негромко извинилась она, по-прежнему не расставаясь с банкой, — мне так хотелось на прудик сходить, а я знала, что ты не отпустишь…
Оправдания Клер ранили сердце Джин, принудили сжалиться, подобреть. Уже не желая ни порицать ее, ни ругать — мягко попросила:
— Выкинь хотя бы эту грязь, малышка, прошу тебя, не прячь от меня, — и, склонившись над дочуркой, отряхнула голову от золы, — не дай бог, еще порежешься.
— Ну ладно… — согласилась Клер и, вскинув на мать грустные, обиженные глазки, неохотно выкинула жестянку. Та стукнулась об лед, отскочила куда-то в заросли.
