Старый Висиманта с кривым рогом дикого козла через плечо встретил почетных гостей-охотников сразу за болотом и отвел их на заранее облюбованное место. Здесь он расставил охотников так, чтобы образовалось несколько заслонов. В центре, куда должны были побежать самые крупные звери, Висиманта поставил князя Витаутаса и всех вельмож. Вместе с ними были и боярыня с дочерью. Позади вельмож разместились их оруженосцы и придворные. Немецкие воины и жемайтийские бояре заняли фланги. Боярин Книстаутас со своими людьми и сам Висиманта с многочисленными помощниками оставили для себя место позади всех, чтобы не дать уйти тем зверям, которые прорвутся через первые заслоны.
Утро было свежее, но нехолодное. Поднимаясь, солнышко процеживало свои лучи сквозь ветви еще только-только начавших распускаться берез, и зелень листвы таяла, блекла в белесом утреннем тумане. На опушке, пригреваемой солнцем, кое-где улыбались ранние анютины глазки, пробивались сквозь прошлогоднюю листву голубые фиалки, а на склонах поднималась высокая трава, и, когда светило солнце, на кончиках каждого стебелька сверкали росинки. В низинах уже желтела калужница и зеленела трава. В лесу непрерывно пели-щебетали птицы; вдоль болота заливались соловьи, за топью токовали тетерева, и это очень волновало соколов; изредка приглушенно кричали выпи. То там, то здесь в поднебесье блеял бекас, а неподалеку время от времени повторяла одно и то же камышница: цику, цику, цику, цику… В лесу звучали только голоса птиц; звери молчали.
Хотя, казалось, уже все было готово, старый Висиманта все еще носился на своем коне, куда-то посылал своих помощников, еще что-то налаживал и о чем-то беспокоился. Вдруг большая сова, вспугнутая загонщиками, выломилась из чащобы, хлопая по веткам крыльями, и хотела перелететь через поле в другой ельник. Сокол Кристийонаса забился, подпрыгнул вверх и повис на цепочке. Манивидас отпустил своего сокола, и тот, с быстротой молнии нагнав сову, перевернул ее в воздухе, даже перья посыпались. Вцепившись в зоб птицы когтями и клювом, сокол вместе со своей жертвой упал на землю. Подлетевший сокол Кристийонаса набросился не на сову, а на своего сородича. Оба хозяина галопом поскакали к сцепившимся соколам, разняли их и снова усадили к себе на согнутые руки, защищенные перчатками. Сова, хотя была еще жива, но уже тяжело дышала, разевала клюв и закатывала полные ужаса глаза, а из ее разорванного зоба сочилась кровь и пачкала перья на животе.
