В прошлом году мы впервые попробовали конну, и утром, кроме слез от прощания, добавилась тоска, похожая на засасывающую бездну. Она засела пчелиным жалом под самые ребра и не уходила с неделю. Ребята называли это состояние ломкой и убеждали, что от неё помогает лишь новая "доза". Некоторые не представляли без растения жизни; их черты заострялись, под глазами прорисовывались черные синяки. Они ходили или вечно раздраженные, или плакали навзрыд, или истерично хохотали. Ужасное зрелище. И всякий следующий заверял: "Уж я-то не подсяду". Интересно, каково им пришлось в А-01, где, как говорят, конна не растет, а потому стоит огромных денег?
-- Ладно тебе, Ларка, мы самую малость, -- Грин умоляюще глянул на меня из-под густых бровей. -- Неужели сама не хочешь?
Имя прозвучало смешно, этакая "Ла-ака", но радости оно не добавило.
-- Не хочу, -- отчеканила я. -- Ты завтра свалишь, а нам что прикажешь делать? Выть от безысходности или превращаться в наркоманов?
-- Я завтра свалю, -- хмуро повторил он. -- Почему именно в шестнадцать лет?..
Ник, молча слушающий перебранку, фыркнул:
-- Ты на казнь отправляешься или во "взрослый мир"?
Он сказал это с таким пафосом и иронией, что я невольно расхохоталась. О да, именно взрослым миром нас и пугают, и кормят, и обнадеживают. Страна поделена на две части. В А-03, детском лагере, и А-02, подростковом, живут только дети и наблюдатели, которых прислало правительство. Это громадный город, разделенный на сектора колючей проволокой и бетонными стенами. Мы жили в двести восьмидесятом секторе. За нами было двести семьдесят девять таких же маленьких лагерей и после нас -- ещё с сотню.
Об А-01 неизвестно ничего, кроме того, что показывают в газетных новостях и на экранах проекторов. Оно посылает нам еду, обеспечивает одеждой и учебными материалами, личными планшетами. И забирает раз в год тех, кому исполнилось шестнадцать, чтобы распределить на рабочие места, поселить в общежитиях и дать толчок к новой жизни. После шанс вернуться в лагеря сотрудником мизерный, а в тот сектор, где вырос -- нулевой.
Сборы устраивают первого июня. И угораздило же Грина родиться в последний день мая.
-- Если всё так замечательно, почему не смеешься, а собираешься накуриться?! -- Грин вскочил на ноги.
-- Парни, не ссорьтесь. -- Я отложила недоеденный пирог и вытерла губы рукавом. -- Ясное дело, мы боимся неизвестности. Но что страшного в поездке? Как-то же там живут и не жалуются. И ты приживешься. Грин, пообещай...
