Повсюду были груды мусора: остовы проржавевших машин, горы гниющих отбросов, вонь которых не мог смягчить даже холод, бесчисленные кострища. Появление чужаков привлекло некоторое внимание. Привязанная собака, в крови которой смешалось, пожалуй, больше пород, чем было шерстинок у нее на спине, бешено залаяла на них. В нескольких фургонах подошедшие к окнам темные фигуры опустили шторы. Сидевшие у костра две девочки, совсем недавно перешагнувшие рубеж детства, с такими длинными и светлыми волосами, словно их крестили в золотой купели (странно было встретить такую красоту в таком месте), вскочили на ноги. Одна из них тут же убежала, словно для того чтобы предупредить взрослых, а другая посмотрела на чужаков с полуангельской-полуидиотской улыбкой.
— Не смотрите, — напомнил Чэнт, быстро проходя дальше, но Эстабрук не смог оторвать взгляд.
Дверь одного из фургонов открылась, и оттуда в сопровождении светловолосой девочки появился альбинос с жуткими белыми патлами. Увидев незнакомцев, он испустил крик и двинулся к ним. Еще две двери распахнулись, и новые люди вышли из своих фургонов, но Эстабрук не успел разглядеть их и установить, вооружены ли они, поскольку Чэнт снова сказал:
— Идите вперед и не оглядывайтесь. Мы направляемся к фургону с нарисованным на нем солнцем. Видите его?
— Вижу.
Надо было пройти еще ярдов двадцать. Альбинос извергал из себя поток слов, хотя и не слишком связных, но со всей очевидностью направленных на то, чтобы задержать их. Эстабрук скосил взгляд на Чэнта, взгляд которого застыл на цели их путешествия, а зубы были плотно сжаты. Звук шагов у них за спиной стал громче. В любую секунду их могли стукнуть по голове или пырнуть ножом.
— Не дойдем, — сказал Эстабрук.
За десять ярдов до цели (альбинос дышал им в затылок) дверь фургона открылась, и оттуда выглянула женщина в халате, с грудным ребенком на руках. Она была маленького роста и выглядела такой хрупкой, что было удивительно, как это ей удается удерживать ребенка, который, почувствовав холод, немедленно завопил. Пронзительность его плача побудила их преследователей к действию. Альбинос мертвой хваткой вцепился Эстабруку в плечо. Чэнт — трусливая скотина! — ни на мгновение не замедлив свой шаг, продолжал быстро идти к фургону, в то время как альбинос развернул Эстабрука к себе. Изъеденные оспой и покрытые струпьями лица, которые увидел Эстабрук, были сущим кошмаром. Пока альбинос держал его, другой человек, со сверкающими во рту золотыми коронками, шагнул к Эстабруку, распахнул его пальто и опустошил карманы с быстротой заправского фокусника. И дело было не только в профессионализме. Они старались успеть, пока их не остановят. В тот момент, когда рука вора выудила из кармана Эстабрука бумажник, голос, раздавшийся из фургона за его спиной, произнес:
