Хотя он много раз бывал в этом районе (неподалеку был расположен его склад), сейчас он ничего не узнавал. Никогда еще город не казался ему таким враждебным, таким уродливым.
— Как по-вашему, какого пола Лондон? — задумчиво произнес он.
— Никогда об этом не задумывался, — сказал Чэнт.
— Когда-то он был женщиной, — продолжил Эстабрук. — Но, похоже, теперь в нем не осталось уже ничего женского.
— Весной он снова превратится в леди, — ответил Чэнт.
— Не думаю, что несколько крокусов в Гайд-парке в состоянии что-либо изменить, — сказал Эстабрук. — Он лишился очарования, — вздохнул он. — Долго еще ехать?
— Около мили.
— Вы уверены, что ваш человек там будет?
— Конечно.
— Вы ведь частенько этим занимаетесь? Все это между нами, разумеется. Как вы себя назвали… посредником?
— Ну да, — сказал Чэнт. — Это у меня в крови.
Кровь Чэнта была не вполне английской. И кожа его, и синтаксис недвусмысленно говорили о наличии иноземных примесей. Но все равно Эстабрук доверял ему.
— А вас не разбирает любопытство? — спросил он у Чэнта.
— Это не мое дело, сэр. Вы платите за услугу, я ее вам оказываю. Если бы вы сами пожелали сообщить причины…
— Вообще-то я не собирался этого делать.
— Я понимаю. Так, стало быть, и мне нет смысла расспрашивать вас о чем бы то ни было, так ведь?
«Чертовски верная мысль», — подумал Эстабрук. Никогда не желать невозможного — самый надежный способ достижения душевного покоя. Стоило бы усвоить это еще в молодости. Нельзя сказать, чтобы он жаждал удовлетворения всех своих желаний. Он никогда, например, не был настойчив с Юдит в сексе. В сущности, он получал не меньше удовольствия от простого созерцания ее, нежели от самого любовного акта. Ее облик пронзал его, и получалось так, словно она входила в него, а не наоборот. Возможно, она догадывалась об этом. Возможно, она и бежала от его пассивности, от той расслабленности, с которой он подставлял себя под уколы ее красоты. Если это действительно так, то тем поступком, который он совершит сегодня ночью, он докажет, что она была не права. Нанимая убийцу, он утвердит себя. И, умирая, она осознает свою ошибку. Эта мысль принесла ему удовлетворение. Он позволил себе едва заметную улыбку, которая исчезла с его лица, когда он почувствовал, что машина замедляет ход, и увидел место, куда привез его посредник.
Перед ними высилась стена из ржавого железа, расписанная граффити. В некоторых местах зазубренные куски железа отстали, и сквозь образовавшиеся дыры просматривался грязный пустырь, на котором было запарковано несколько фургонов. Судя по всему, это и был конечный пункт их путешествия.
