Нигглер со вздохом принял еще и этот дар и, когда Монти ушла, стал разоблачаться дальше. Но только он расшнуровал ботинки и расстегнул брюки, как в дверь властно, по-мужски забарабанили. Это пришла Перс и тоже принесла деньги за петушков.
Срывающимся от негодования голосом, точно его уязвили в самых лучших чувствах, Нигглер заявил, что не возьмет ни пенса. Он привез петушков в знак дружбы.
- Ну конечно же, голубчик, я прекрасно понимаю, - сказала Перс. - Но ведь ваш друг не дарит их вам. Так что давайте без глупостей. Берите, я ведь могла и забыть. Вы не представляете, какая я рассеянная.
Нигглер положил в карман еще один фунт, всем своим видом показывая, что его форменным образом принудили.
- Скоро горошек начнет поспевать, - сказал он, точно желая искупить свою мягкотелость. - Тогда я постараюсь привезти пару молоденьких уток. Я знаю, где их разводят.
- Чудесно, восхитительно! - сказала она. - Покойной ночи, голубчик, приятного сна. В шесть мы вас разбудим и напоим чаем.
- Такие, как они, замуж не выходят, - сообщил Нигглер мистеру Фезерстоуну, когда они утром тронулись в путь, причем вид у него был важный и многозначительный, будто он открыл невесть какую тайну. - Семьей не обзаводятся.
После обильного завтрака, состоящего из яичницы с ветчиной, колбасы, жареного хлеба, мармелада и кофе, Нигглеру дали с собой в дорогу две бутылки пива, несколько яиц вкрутую, гроздь бананов, огромный кусок сладкого пирога и половину холодного петушка, начиненного луком.
- Кстати, о семье, - сказал мистер Фезерстоун, - а сами вы женаты?
- Как же, женат, - отвечал Нигглер. - Только мы с моей дражайшей половиной редко видимся.
- Да, нелегко вам приходится, скучаете, наверное.
- Это как посмотреть, - возразил Нигглер. - Нельзя же иметь все, верно? За одним погонишься, другое потеряешь, верно я говорю?
Мистер Фезерстоун ждал, что Нигглер разъяснит свое загадочное высказывание, но тот вздохнул тяжело, даже горестно, и не стал развивать свои туманные намеки.
Было ясное солнечное утро, громко куковали кукушки, и Нигглер еще не успел отравить своей махоркой благоухание весеннего воздуха.
- Ай да утро, - повторял он. - Отлично жить на свете, черт побери.
Мистер Фезерстоун в конце концов не выдержал и с легким ехидством проговорил, что вполне с ним согласен. Особенно после вчерашнего.
- А вы полегче, Фезер, - отозвался Нигглер с оскорбленным видом. Опять за свою философию взялись?
- Это не моя философия, а ваша. Я отлично понял, в чем она состоит, ответил мистер Фезерстоун. - Стара как мир: что мое, то мое, а что твое, то тоже мое.
