Я поднимаю голову. Передо мной проводник со стаканом воды, Я жадно пью.
— Вот гадость-то, теплая, вонючая! — восклицаю я, и вдруг мне делается смешно, глядя на оторопелого проводника.
— Ради Бога, простите, — обращаюсь я к моему спутнику, — я вас побеспокоила.
— О, это пустяки, — улыбается он. — Вы, кажется, отравили барыню своей водой. Нет ли у вас сельтерской? Нет? На станции принесите, пожалуйста.
По-русски он говорит совершенно правильно с едва заметным акцентом, и это выходит у него ужасно мило.
— Как вы хорошо говорите по-русски! — замечаю я.
— О, мой отец англичанин, но мать русская, — Неужели, а я приняла вас за француза, даже за парижанина.
— Мои родители всегда жили во Франции, и я воспитывался в Париже. Лучше ли вам?
— Совсем хорошо, — смеюсь я. — Только мне стыдно, что я побеспокоила вас. Я только что оправилась от тяжелого воспаления легких, и теперь нервы ужасно шалят.
Я останавливаюсь и опять начинаю злиться. Чего я разболталась? Очень нужно заводить знакомство с первым встречным.
— Не закрыть ли окно? — заботливо спрашивает он.
— О нет, спасибо. Жарко.
— Ну, так пересядьте на мое место, — встает он решительно. — Тут не дует. Устраивайтесь поудобнее.
Я благодарю, и мы меняемся местами. Я вынимаю газету. У меня есть интересная книга, но она в чемодане, на сетке и мне не хочется доставать ее. Сосед, наверное, станет помогать, а мои нервы еще шалят, и каждое его движение действует на меня болезненно.
«Сиди ты смирно», — думаю я и закрываюсь газетой.
Он не берется за своего Бодлера, а достает из кармана портсигар, встает и хочет идти к двери.
— Пожалуйста, курите здесь, — говорю я поспешно, — вы мне не помешаете, окно открыто, да и я сама иногда курю.
Он колеблется.
— Дайте мне папироску, — прошу я. — Я тоже буду курить.
— После воспаления легких! — восклицает он. Мне делается ужасно забавно смотреть на его удивление.
— Ну, пожалуйста, — прошу я совсем по-детски, протягивая руку.
— Но это вредно.
— Двум смертям не бывать, одной не миновать — вы знаете эту пословицу?
— Да, но есть еще одна русская пословица: береженого Бог бережет, — отвечает он смеясь и протягивает мне портсигар.
Когда он улыбается, его глаза немного прищуриваются.
«А ведь у него в лице есть что-то удивительно привлекательное и помимо красоты», — думаю я и смотрю в его глаза.
Вдруг его длинные ресницы сразу опускаются под моим взглядом. Он зажигает для меня спичку, и мы опять беремся — он за книгу, я за газету.
