Дверь снова была задвинута и замкнута, и Мери снова очутилась под родимым кровом. Как ни была она молода, она не склонилась под тяжестью внесенной сюда тайны; напротив того, на лице ее сияло сквозь слезы то же выражение, которому я не мог дать названия.
Она жарко благодарила своего скромного друга – Клеменси, и уверяла ее в безусловной к ней доверенности. Благополучно добравшись до своей комнаты, она упала на колени, и – могла молиться, с бременем такой тайны на сердце! могла встать от молитвы, спокойная и ясная, наклониться над спящею сестрою, посмотреть ей в лицо и улыбнуться, хоть и грустною улыбкой! могла поцеловать ее в лоб и прошептать, что Грация всегда была для нее матерью и всегда любила ее, как дочь! Она могла лечь в постель, взять спящую руку сестры и положить ее себе около шеи, – эту руку, которая и во сне, казалось, готова защищать и ласкать ее! – могла проговорить над полуоткрытыми губами Грации: Господь с тобой! Могла, наконец, заснуть! Но во сне она вскрикнула своим невинным и трогательным голосом, что она совершенно одна, что все ее забыли.
Месяц проходит скоро, как бы он ни тянулся. Месяц с этой ночи до приезда Альфреда пролетел быстро и исчез, как дым.
Настал день, назначенный для приезда, бурный, зимний день, от которого старый дом пошатывался, как будто вздрагивая от холода; такой день, когда дома вдвое живее чувствуешь, что дома, когда сидишь у камина с особенным наслаждением, и на лицах вокруг огонька ярче играет румянец, и собеседники теснее сдвигаются в кружок, как будто заключая союз против разъяренных, ревущих на дворе стихий, – бурный, зимний день, который так располагает к веселью за запертыми ставнями и опущенными шторами, к музыке, смеху, танцам и веселому пиру!
И все это доктор припас к встрече Альфреда. Известно было, что он приедет не раньше ночи; и доктор говорил: «У нас, чтобы и ночь засветила ему навстречу! Он должен найти здесь всех старых друзей – чтобы все были на лицо!»
Итак, пригласили гостей, наняли музыкантов, раскрыли столы, приготовили полы для деятельных ног, заготовили кучу провизии разного сорта. Это случилось о святках, и так как Альфред давно не видел английского терну с густой зеленью, танцевальную залу убрали его гирляндами, и красные ягоды, горя в зелени листов, готовы были, казалось, встретить его родимым приветом.
Все были в хлопотах целый день, но больше всех Грация, душа всех приготовлений, распоряжавшаяся всюду без шума. В этот день, так же как и в продолжении всего месяца, Клеменси часто поглядывала на Мери с беспокойством, почти со страхом. Она заметила, что Мери бледнее обыкновенного, но спокойное выражение лица придавало ей еще более красоты.
