Ему даже в голову не приходило, что эти запахи могли сохраниться. Жесткая ткань шерстяного одеяла царапнула его пальцы, он смотрел и не мог насмотреться на этот рисунок, красные, белые, темно-голубые полосы, прерываемые зубцами концентрического узора. В этих плотных складках, конечно, сохранился старый запах — запах овечьей шерсти, запах пустыни, запах пыли и песка. Сторм сразу же вспомнил его, как только вдохнул поглубже.
Он развернул одеяло. Как он и ожидал, что-то сверкнуло в нем. Ожерелье — сине-зеленая бирюза и матовый блеск серебра. Еще браслет и витой пояс, мастерски сделанные церемониальные драгоценности воина с Дине. Древние, очень древние вещи лежали сейчас перед ним, вещи, созданные смуглыми руками мастеров его народа задолго до его рождения.
Разглядывая все это, Сторм понял, что был прав в своих догадках. Дед так до конца и не примирился со многим, но он все-таки нашел возможность послать этот дар внуку, идущему по чужим дорогам, в знак прощения… или, может быть, как последний безмолвный довод, способный повлиять на этого внука! Это был знак смерти деда, которую сам На-Та-Хай уже предчувствовал… но еще и знак гибели всего его мира. Он отослал это наследство сыну своей дочери, даруя последнему из рода немного прошлого, которое он защищал так отчаянно, стараясь уберечь его целостность от ударов времени и натиска чужой жизни.
Долетает ли теперь до него из ночи отдаленный звук старой песни? Той песни, что когда-то воодушевляла воинов его народа?
Шагай по стопам Смертоносного Бога.
Шагай след в след того,
Чья тетива уже натянута со всей силой.
Шагай след в след того,
Чей взгляд дарит врагу легкую смерть.
Сторм не стал укладывать свое наследство в мешок, который он хотел оставить Ларкину. Он взял ожерелье, погладил прохладные серебряные звенья и полированную бирюзу и надел его на шею, аккуратно спрятав под рубаху. Браслет плотно обнял его запястье. Витой пояс он осторожно свернул и убрал в свой походный мешок.
Он накрыл плечи присланным одеялом и поднялся. Раньше ему никогда не приходилось надевать убор вождя, и теперь он с удовольствием ощущал в его тепле нечто связывающее соткавшие его руки с ним, Остином Стормом — беженцем в чужом мире, потерявшим свой народ и свою родину.
Потерявшим!.. Сторм молча повернулся к горным хребтам на востоке. Он поглубже надвинул шляпу, чтобы защититься от холодного ветра, долетающего с этих вершин и пошел прямо в темноту, чуть освещенную неярким светом двух маленьких лун.
