- Я не понимаю, как такая вещь, как быть американцем, имеет отношение к этому, - заявила она. Между тем Сара смотрела то на одного, то на другого, словно это был теннисный матч, она сдвинулась на край стула.
- Ну, - сказал Матео, вставая на ноги и возвышаясь над ней, - я вижу, что ты груба и высокомерна. Было бы неправильно с моей стороны говорить, что все американцы такие. Разумеется, это не так. Только ты. Ты, Лорен, велосипед. Vete a la mierda. Что на английском означает: а не пошла бы ты в задницу.
С этими словами он встал и протянул мне руку. - У нас есть еще пятнадцать минут, чтобы поговорить наедине.
Мне нечего было возразить. Я вложила свою руку в его, послав Саре извиняющийся взгляд, и позволила ему поставить себя на ноги. Мы убежали от этого места, просто подальше отсюда. Когда мы достаточно уже отошли, он отпустил мою руку. Был ли это акт солидарности или что-то больше? Единственное, что я точно знала - это то, что мне не хватает его прикосновений сейчас.
Я оглянулась через плечо на террасу возле столовой, где еще можно было увидеть смутные фигуры Лорен и Сары. Бедная Сара осталась одна с этой извращенкой Лорен, которая использует план программы в своих корыстных целях и портит наши сессии один на один.
- Эта женщина невыносима, - сказал Матео себе под нос.
- Это точно.
Он повернулся ко мне, разглядывая мое лицо. - Я думал, что вы впервые встретились в автобусе. Ты ее знаешь?
Я покачала головой. - Нет. Но я имела дело с такими, как она, раньше. И у меня от них остались неприятные воспоминания. Они применяют политкорректность и феминизм к совершенно новому ненавистному объекту.
- Ах, эти ненавистники, - сказал он. - В Испанию это слово пришло из Англии.
- Да, ненавистники, это слово лучше всего подходит для их описания. Они берут любое - феминизм, религию, образ жизни, искусство - и разрушают это. Они заходят так далеко, что со временем теряют исходную цель. Лорен... она просто озлоблена и ненавидит меня за то, что я люблю секс. Она анти-шлюха, супер-женщина. Спорим на сто баксов, что ее влагалище покрыто паутиной.
Матео вновь рассмеялся. И это был самый приятный звук для моих ушей. Я усмехнулась, порадовавшись, что развеселила его, и чуть покраснела от собственных слов. Иногда я забывала, что уместно говорить, а что нет.
- Ты особенная, Эстрелла, - сказал Матео, взгляд его стал мягче, когда он смотрел на меня. Я принялась кусать губы, лихорадочно соображая, что, черт возьми, ответить на это. - Но, - продолжил он, оглядываясь по сторонам, - я не стану принимать твою ставку. Я не сомневаюсь, что ты права, но не желаю, чтобы кто-то проверял.
