Связанные поневоле | страница 229



— Ты будешь мне подчиняться, маленькая проклятая сучка! — орет он. — Я заставлю тебя, дрянь. Будешь землю под моими ногами жрать!

Я чудом изворачиваюсь и кусаю руку, что перед моим лицом, сжимая челюсти, как только могу. Чувствую вкус его гнилой крови. Ненавижу! Как же я его ненавижу. Жуткий рев вырывается из его горла. Он вскакивает, хватает меня за волосы и швыряет об стену. Воздух выбит из легких. Мне так больно, но я даже кричать не могу, потому что грудная клетка отказывается слушаться меня.

— Калеб, умоляю! — слышу я плач мамы. Почему она всегда только плачет и умоляет? Терпит и плачет! Почему никогда не сопротивляется, не дерется с ним? В голове мутится от недостатка кислорода, но я не хочу сдаться.

— Пошла отсюда на хрен, тупая тварь! Это ты породила эту упертую дрянь! — вопит он, приближаясь ко мне. Его лицо красное, потное и перекошенное в диком гневе. Глаза совершенно сумасшедшие, налитые кровью. Он опять в том состоянии, когда уже не может остановиться.

— Я научу тебя подчинению! — рычит он и, наклоняясь, хватается за мою рубашку на груди. — Ты бесполезное создание, такая же, как твоя никчемная мать! Вы, две подлые твари, все мне испортили! И ты еще смеешь мне не подчиняться?

Он дергает за рубашку, раздирая ее у меня на груди, и я кричу, пытаясь прикрыться. Мое тело скользит по полу, и он буквально падает на меня всем весом, а я ору что есть мочи от ослепляющей боли в сломанных ребрах. Но ему плевать. Он подминает меня под себя и рвет одежду, раня кожу. Я ловлю его взгляд и понимаю, что в этот раз он не остановится. Он собирается сотворить со мной нечто такое, после чего я не смогу жить или стану такой же сломанной, как моя мать. Именно это ему и нужно, и совершенно плевать, какой ценой он этого добьется. Мама рыдает и умоляет его, но, как обычно, ничего не делает. Ее страх и покорность всегда оказываются сильнее любви ко мне.

Грубые руки хватают меня за такие места, где не должны быть ни за что на свете. Только не его! В этот момент я понимаю, что буду драться как никогда в жизни. Должна победить или лучше умереть.

— Тварь, — хрипит он у самого моего лица, душа смрадным дыханием. — Ты будешь пресмыкаться передо мной. Я тебя сломаю, растопчу на хрен в пыль! Ты будешь, твою мать, покорной!

И я начинаю биться за себя, за свою свободу, за свое тело и свой разум…»

Я буквально падаю с постели, вся мокрая от пота и трясущаяся. Каждая мышца лопается от напряжения и боли, словно я опять дралась за свою жизнь прямо сейчас. Меня тошнит, и голова, кажется, должна лопнуть, трогаю дрожащей рукой свои ребра. Я знаю, что они сейчас целы и не могут болеть. Но все равно, чтобы снова нормально вдохнуть, мне нужна вся моя сила воли. Как давно мне это не снилось? Как давно я смогла запихнуть это воспоминание так глубоко, что уже решила, будто свободна от него? Три года? Нет, больше. Этот кошмар не возвращался с того времени, как в моей жизни появился Дин и она стала относительно стабильной. Но что же заставило выпрыгнуть мое уродливое прошлое из глубин сознания? Что выволокло на поверхность эту мерзость?