Отец встал на колени и потянул Серегу за руку:
— Становись, становись… Не бойся, святая она, Серега… Негрешно земле поклониться…
Сейчас Сергей стоял почти на том самом месте, как много лет назад с отцом. Над полем повисла тишина. Ни единого дуновения ветерка. И только запах, пьянящий запах…
Но о чем бы ни думал Сергей, где-то рядом, неуловимо, был Волнов…
«Но ты мне непонятен! Вот, мол, один умненький, а другие… Тогда тебе севообороты мешал вводить Волнов? А сейчас кто? Кто сейчас мешает?»
Вздрагивающая щека Волнова… Сергею зримо виделось это лицо. Сергей, усмехнувшись, может быть, словам Волнова, сказанным погорячке, неторопливо пошел вдоль межи…
Вспомнилось. Это было несколько лет тому назад. Он вышел с Чернышевым из кабинета Волнова. Председатель улыбчиво кривил губы. «Ну, что ты, необъезженный, несешься, дай срок — не то еще узнаешь!»
— Пойдем, по кружке пива, — сказал Чернышев. — В дорогу пользительно. Чистая правда, Сергей. И зря ты так к пиву неодобрительно относишься. Не водка ж!
— Нет, ты подумай!..
В кабинете начальника управления Волнова, откуда они только что вышли, хозяином восседал представитель области Герасимов; и неторопливо, размеренно, как на экзамене, спрашивал:
— Тридцать процентов? Это что, насмешка?
Чернышев неприязненно и боязливо смотрел на Герасимова.
— Пары уничтожить нетрудно, — стараясь как-то убедить начальство, говорил Русаков. — Но ведь это значит — остаться потом без хлеба.
Волнов что-то невнятно пробурчал.
— Но мы же агрономы, — стоял на своем Русаков. — Земля не может без отдыха, как и человек.
— Надо внести удобрения, — спокойно перебил Герасимов и поморщился.
— Удобрения не заменяют паровой клин, — вспыхнул Русаков.
— Вы что, свою деревню только видите? — пожал плечами и опять поморщился Герасимов. Маленький, кругленький, с вытаращенными недоуменно глазами, он, будто паук, медленно и деловито обволакивал свою жертву. — Петр Степанович, дискуссию пора заканчивать.
— На сколько вы увеличите зерновой клин? — строго спросил Волнов, нервно теребя в руке карандаш.
— Пока на тридцать процентов, — сказал Русаков.
— На этот год — семьдесят процентов, не меньше, — отчеканил Волнов, — это задание.
И обратился уже не к Русакову, а к Чернышеву — тот выжидательно молчал.
— Стране нужен хлеб, а не ваши препирательства. — Герасимов встал, весь вид его выражал неудовольствие. — Идите и подумайте.
Секретарша позвала их через полчаса. До этого они стояли в шумном, прокуренном коридоре управления, и Чернышев, чадя цигаркой, рассудительно вдалбливал Русакову.
