Чернышев потянулся к карандашу.
— Извольте подписать разборчиво… кладовщик жаловался, уж больно неразборчива подпись то была, Василь Иванович…
— А какая разница? — удивился председатель, поднимая на Тимоху глаза с нависшими густыми бровями.
— Разницы, конечно, никакой, Василь Иванович, да, видимо, кладовщик боится, как бы его не обманули… и для отчетности, конечно, важно, чтобы подпись-то…
Чернышев и виду не подал — пожалуйста…
— Спасибо, — поблагодарил Маркелов. — Вам только на деньгах расписываться.
В тот же день Тимоха получил муку в кладовой. И Ермолай, отпуская, веселей веселого был:
— Мука, Тимоша, последнего размола, очень уж на блины пригожа…
— Спасибо, — поклонился с ухмылкой Тимофей Маркелов, — блины я уважаю…
С тех пор Маркелов с накладными всегда вовремя успевал в кладовую. Как смелят муку, он тут как тут. Удивлялись люди: вот проныра, караулит, что ль, когда с мельницы муку привезут?
И невдогад многим, что не караулил Тимофей муку с мельницы, а узнал магическую силу председательского карандаша: карандаш-то один, да подписи разные.
Платили в этом году аккуратно, председатель все старался деньгами рассчитаться — и это колхозникам нравилось. Но дело Матрены Румянцевой — дело особое.
Второй год, как был за колхозом долг — причитающийся ей хлеб. И за председателем по пятам ходила, и в суд подавала — ничто не помогало.
С теми, что в поле работали, давно рассчитались. А она с двумя сыновьями на строительстве коровника мучилась: все лето день-деньской, с рассвета до самого поздна. Коровник строила бригада наемная, из города, с теми тоже давно расплатились. А про Матрену забывали. Своя, мол, колхозница, — потерпит… За прошедшим годом новый год наслоился, дали за него — теперь и не вспоминай: ты, Матрена, с голода, небось не умираешь.
Не раз говорил Русаков председателю насчет Матрены — все мимо ушей. Видимо, привык Чернышев к уговорам. Конечно, можно строго спросить с председателя на правлении или на парткоме… Но пока Василий Иванович сам, своим умом, не поймет, в чем тут дело — никакими правлениями и парткомами его не прошибешь. Румянцевой, может быть, и заплатит, а кому-нибудь другому опять задержит. И вечно сотни отговорок и обещаний, сотни причин. И все будет выглядеть весомо.
«И что мне показалось, будто Румянцевой все уплатили, — думал Сергей. — Поверил обещаниям Чапая?..»
На очередном заседании парткома Русаков выбрал момент и сказал:
— Предлагаю обсудить еще один вопрос, о Румянцевой. Негоже так, Василий Иванович. Люди в обиде.
