О ты, которого небо наслало в своем гневе, чтоб сделать меня ненастною и виновною, прими в последний раз в свои недра слезы, коих ты творец. Я не прихожу более как прежде, разделять с тобой горести, которые нам были общи; прими вздохи последнего прощанья, которые вырываются против моей воли. Все уже свершилось; власть любви исчезла в душе, преданной единому отчаянию: я посвящаю остаток дней моих на то, чтоб оплакивать достойнейшую мать; я принесу ей в жертву те чувствования, которые стоили ей жизни; я буду весьма благополучна, когда сей победой могу загладить все то, что они заставили ее терпеть. Ах! если бессмертный дух ее может проникнуть в глубину моего сердца, он увидит, что жертва мною ему приносимая, не во все его не достойна. Разделяй усилие, которое ты сделал мне необходимым. Если еще в тебе осталось некоторое почтение к памяти сколь сладкого, столь и вредного союза, им я тебя заклинаю убегать меня навсегда, не писать ко мне более, не ожесточать моих угрызений, и дать мне позабыть, буде то можно, что мы были друг для друга. Да глаза мои тебя больше не увидят; да не услышу я больше твоего имени; да воспоминание о тебе не возмутит моего сердца. Я смею говорить еще именем любви, которая не должна уже существовать: к толиким причинам к сокрушению не прибавь еще, чтоб я увидела презренными последние ее просьбы. Прости же в последний раз, единственный и любезный… Ах, безрассудная!.. Прости навеки.
Письмо VI
К ГОСПОЖЕ Д’ОРБЕ
Наконец завеса уже разодрана; сие долгое мечтание исчезло; погасла сия сладкая надежда; мне не остается ничего в пищу от вечного пламени, как воспоминание горестное и приятное, которое подкрепляет мою жизнь, и питает мучения тщетным чувствованием благополучия, которого уже более нет.
Правда ли, что я вкушал высочайшее блаженство? То ли я существо, которое было некогда счастливым? Кто может чувствовать то, что я терплю, не для того ли и рожден, чтоб терпеть вечно? Кто мог наслаждаться благом, какого я лишился, может ли тот еще жить, его лишившись? И чувства столь противные могут ли рождаться в том же сердце? Дни утех и славы, нет, вы были не для смертного! Вы были столь приятны, что не должно было вам в забвении исчезнуть. Сладкий восторг поглощал все ваше продолжение, и собирал как вечность в одну точку. Не было для меня ни прошедшего, ни будущего: я наслаждался вдруг тысячи веков утехами, которые, увы! как молния сокрылись! Сия вечность благополучия была только одно мгновение моей жизни. Бремя возвратило опять свою медленность в минуты моего отчаяния, и скука измеряет продолжительными годами несчастные остатки дней моих.
