Должно окончить сие письмо. Но я чувствую, что не могу удержаться, чтоб не говоришь с тобой тем языком, которого ты не должна уж больше слышать. Юлия, должно тебя оставить! В такой еще молодости, должно отречься благополучия! О время, которое не может больше возвратиться! время навсегда прошедшее, источник вечных сожалений! Утехи, восторги, сладкие изумления, минуты нежностей, небесные восхищения! Любовь, единая любовь моя, честь и услаждение моей жизни! Простите навеки.
Ты спрашиваешь, счастлива ль я. Сей вопросе меня трогает, и делая его ты помогаешь мне ответствовать, ибо вместо того, чтоб искать забвения, о котором ты говоришь, я признаюсь, что не могу быть счастлива, если ты перестанешь меня любить: но я счастлива по всему, и только не достает к моему счастью твоею благополучия. Ежели я убегала в прежнем письме моем говорить о Вольмаре, я щадя тебя то делала. Я столько знаю твою чувствительность, что не могла не опасаться умножить твоих мук: но твое беспокойство о моей участи принуждает меня сказать тебе о том, от кого она зависит. Я не могу иначе говорить как образом достойным его и приличным его супруге и другу истины.
Г. Вольмар близь пятидесяти лет единообразная и порядочная жизнь его, и тишина страстей, сохранили ему столько здоровья и бодрости, что кажется едва он имеет сорок лет и старость ни по чему более в нем не приметна, кроме испытания и мудрости. Он имеет вид благородной и предупреждающий, наружность простую и откровенную; поступки его больше вежливы, нежели рачительны: он говорит мало и с великим смыслом, но не наблюдая большой точности и не вмешивая наставлений. Он одинаков для всех, никого не ищет, не удаляется, и никогда не делает ни каких предпочтений, кроме основанных на рассудке.
Невзирая на природную его холодность, сердце его, соглашаясь с намерением моего отца, казалось, почувствовало, что я для него пристойна, и в первой разе в свою жизнь он имел привязанность. Сей вкус умеренный, но твердый, столь хорошо основывался на благопристойности, и содержался в таком единообразии, что он не имел нужды переменять тон перемени состояние, и не нарушая важности супружеской, он употребляет со мной от самой нашей свадьбы те же поступки, какие имел прежде. Я никогда не видела его ни веселым, ни печальным, но всегда довольным: он никогда не говорит о себе, и редко обо мне; он меня не ищет, но ему не противно, чтоб я его искала, и не охотно меня оставляет. Он ни как не смеется; он важен не побуждая к тому других; напротив того приятное его обращение призывает меня к веселости; а как мои удовольствия суть единые, к которым он кажется чувствителен, то одно из вниманий; коим я ему обязана, состоит в попечении о моих забавах. Одним словом, он хочет, чтоб я была счастлива: хотя он того мне не говорит, однако я то вижу; а желать благополучия жены своей, не значит ли уже его доставить?
