Он лежал, завернувшись с головой в темно-розовую немецкую перину. С неба по-прежнему валил снег, дети катались на коньках прямо под его окнами. Изо рта у них шел серебряный пар. Как ни странно, но думал он тогда исключительно о жизни и смерти, словно это были самые простые обиходные вещи. Смерть казалась ему понятнее, и если он не повесился и не отравился после ее отъезда, то только потому, что испытывал отвращение к технике самоубийства.
Теперь, вспоминая эту неделю, он чувствовал животный ужас и больше всего боялся, чтобы она не повторилась.
Надо что-то сделать. Хотя бы уйти из комнаты.
Она, должно быть, уже долетела. Должно быть, взяла такси и сейчас подъезжает к дому. Прошло пять минут. Должно быть, она расплатилась с шофером и вошла в дом. Дальше думать нельзя. Она вошла в дом. Хорошо бы он выгнал ее. Нет, не выгонит. У американцев это не принято. Хорошо бы меня переехала машина. Нет, не переедет. Здесь редко переезжают.
На светящемся стенде появились два лица, улыбающиеся над раскрытой тигриной пастью. Желающие увидеть белых тигров приглашались на представление в казино «Мираж».
Он пошел. Белокурые садисты, отвратительно влюбленные друг в друга, мучили огромную белую кошку. У кошки дрожали лапы. Она перепрыгивала из одного горящего колеса в другое, и было достаточно секунды, чтобы превратить ее в груду горячей золы на глазах у всех. Через полчаса садисты раскланялись и убежали.
Вот уж не думал, что меня так подкосит. Лихо. Как говорил один поляк на уроке русского языка: «И что же с нами будет?» Ударение – на «е». Можно попробовать жить, как будто ничего не произошло. Ездить по университетам, писать книги. Осесть в Европе и вытащить туда сына. Вряд ли он согласится. Вытащить туда свою бывшую жену. Он почувствовал тошноту, словно лизнул муху. Нет, не годится. Жена замечательно выглядит. Помолодела лет на десять. Что-то сделала с лицом. Наверное, умывается мочой. Или пьет ее. Говорят, помогает.
Должно быть, ты легла. В Нью-Йорке на три часа больше. Значит, если здесь девять, там – двенадцать.
Вернулся в гостиницу. Человек с лицом козы медленно шел навстречу. Глаза его были полны густой крови.
На телефоне мигал красный огонек. Он опустился на кровать, прижал к лицу уже высохшее полотенце. Запах лимона почти не чувствовался. Снял трубку. Набрал цифры.
– Пожалуйста, ждите, – велели ему. – Вам оставлено сообщение.
– Жду, – пробормотал он в полотенце. – Говори.
– Я застряла между Хьюстоном и Нью-Йорком, – сказал ее голос. – Нью-Йорк не принимает. Почему тебя нет? Я еще позвоню.
