— Нет денег, — со вздохом сказал Диоген, — нет и уроков. Извини.
Я был потрясен. Мы провели столько времени вместе, вели такие многоречивые дебаты по темным вопросам философии, что я чистосердечно верил, будто нас объединяют узы дружбы. И кроме того, чему такому мало-мальски полезному он меня научил? Да ничему. А за годы обучения на него были потрачены очень большие деньги.
— Жаль, что ты мыслишь подобным образом, — холодно произнес я. — У меня сложилось впечатление, что мы уже прошли эту стадию.
Диоген приподнял бровь.
— Правда? Странно. В любом случае, я ничего не могу поделать, если денег больше не будет. Какая жалость. Терпеть не могу бросать работу почти, но все-таки не законченной.
Это было уже слишком, чтобы оставить без ответа.
— Ну давай, — сказал я. — Признай наконец, что ты все это время дурил меня и мою семью. Ты ничему меня не учил.
Диоген воззрился на меня так яростно, что я подумал, он сейчас воспламенится.
— Ты маленький ублюдок, — сказал он. — Неблагодарный сопляк. Я научил тебя всему, что ты сейчас знаешь об умении быть человеком, и вот как ты меня благодаришь.
— Не совсем, — холодно сказал я. — Ты получил достаточно благодарностей, чтобы купить военный корабль.
Он встал.
— Не думаю, что нам есть еще что сказать друг другу, — ответил он. — Я прощаю твое отвратительное поведение; в конце концов, у тебя только что умер отец, и на это можно сделать скидку. Мне просто очень грустно видеть, сколь малая доля того, чему я тебя учил, оказалась способна проникнуть через кирпичную стенку, которую ты именуешь своим черепом. Я разочарован, Эвксен, горько разочарован.
И с этими словами он пошел прочь — само воплощение презрительной скорби.
К счастью, поблизости не оказалось подходящего размера камней или черепков, иначе я мог совершить преступление против философии.
Итак, на двадцатый год своей жизни я остался без земли, без навыков и профессии, без средств к существованию — в точности та ситуация, от которой отец всю свою жизнь пытался меня уберечь. Если бы в моих руках оказалась вся сумма, потраченная им на мое образование, я мог бы весьма неплохо устроиться в жизни.
Не имея лучшего занятия, я побрел по улицам в направлении рынка, как поступил бы любой афинян в моем положении. Жил когда-то некий скиф, один из твоих соотечественников, который провел в Афинах некоторое время, а после вернулся домой. Когда соседи спросили его, что из того, что он видел в великом городе, самое замечательное, он ответил — рынок.
