— Звучит в высшей степени разумно, — сказал я.
— Хорошо, потому что я в высшей степени искушен в этих материях. Я могу научить тебя противоположности мудрости, то есть безумию, и противоположности правды, то есть лжи. Договорились?
Я серьезно посмотрел на него.
— Договорились.
— Молодец, пацан.
Он оглянулся вокруг, рассматривая прохожих, затем опять посмотрел на меня.
— Ладно, — сказал он. — Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Прошу прощения? — переспросил я, озадаченный вопросом.
— Ты меня слышал, — сказал Диоген. — Чем ты хочешь заниматься всю оставшуюся жизнь? Земледелие? Сочинение речей? Война по найму? Хочешь ли ты стать человеком, который ходит с ведром и ветошью и моет бани, когда все остальные отправляются по домам? Или ты предпочел бы стать царем Персии, скажем, или диктатором Сиракуз?
Я улыбнулся.
— Не так-то это просто, — сказал я. — Есть вещи, мне недоступные, как бы сильно я их не хотел.
Диоген нахмурился.
— Это почему еще? — сказал он. — Ты просто не подумал хорошенько. Ладно, давай подойдем к вопросу научно. Что общего между мной, тобой, слепцом, торгующим колбасками около театра Диониса, и персидским наместником Ионии?
Я почесал в затылке.
— Я не знаю, — признался я.
— Для начала, — ответил Диоген, — все это двуногие, лишенные перьев.
Я решил, что он шутит, но он был серьезен.
— Ну конечно, это так, — сказал я. — Все это люди. Человеческие существа. Но это о ком угодно можно сказать.
— Правильно, — сказал Диоген. — О ком угодно.
Он встал, не утруждая себя скрюченной позой.
Я даже не представлял, какого он высокого роста.
— И если бы за бессмысленные обобщения награждали так же, как за представления, нас бы с тобой увенчали лаврами прямо сейчас. Пошло оно все в преисподнюю; пойдем заработаем немного денег. Занятие не столь почетное, как сидеть целый день в тени, неся околесицу, но... — он внезапно наклонился ко мне и понизил голос. — Ты умеешь хранить секреты?
— Конечно.
— Оно гораздо веселее.
Я посмотрел на него.
— Не уверен, что согласен, — сказал я.
Он вздохнул, скрестил ноги и уселся в пыль.
— В том-то и проблема с вами, что у вас нет чувства прекрасного, вы не цените волшебное и сверхъестественное. Поэтому вы столь ограничены.
Я нахмурился.
— Извини, — сказал я. — Я в замешательстве. Мне казалось, ты говорил о деньгах, а не о волшебстве.
— Правильно. — Он снова понизил голос; позже я научился распознавать этот сценический шепот, признак того, что меня сейчас одурачат. — Ладно, а что ты скажешь на такое предложение? Допустим, я расскажу тебе, что существует магический талисман, артефакт, обладающий силой заставить кого угодно отдать тебе что угодно и что угодно сделать. Интересно?
