Он подошел к диску и остальные пошли за ним, словно стадо овец. Диск не излучал никакого тепла, на ощупь его вообще не было — но приглядевшись, Вайми заметил на нём окруженные полутенью крохотные темные пятнышки и сеть гранул, словно на поверхности кожи. Невесть отчего он был уверен, что сумей его глаза вынести свет настоящего солнца, он увидел бы на нём то же самое. Он вдруг заметил, что диск едва заметно движется под пальцами и испуганно отдернул руку.
— Солнце заходит, — сказал Вайэрси. — Скоро появятся звёзды… я только не понимаю, как же дверь? Там, на НАСТОЯЩЕМ небе нет двери. Или там, снаружи нашего мира — такая же пещера, коридор и так до бесконечности? Такого не может быть… — он помотал лохматой головой.
Когда солнце зашло — они, как завороженные, смотрели, как на их мир опускается ночь, — звёзды усыпали весь свод. Даже в проеме двери, в воздухе, мерцали едва заметные искры. Глаз их видел, рука не ощущала — это было… чудо. Вайми лишь вздохнул, глядя на свою звезду — она, как и раньше, сияла высоко над головой. Но вот те звезды, что оказались на уровне его глаз, он осмотрел очень тщательно. Они были просто точками света — такими крохотными, что не имели размера. И звёздное небо казалось здесь таким же жёстким, чужим, как и там, на радужном диске…
Юноша помотал головой — ему вдруг представился бесконечный ряд пыльных комнат с иными, разными мирами… он был твёрдо уверен, что они существуют. Но вот где?
Мысль о том, что может существовать нечто большее, чем мир, нечто более общее, пришла к нему впервые — но не показалась странной. Может быть, потом, снаружи и покажется, но здесь…
Когда зашло солнце, здесь стало почти совсем темно. В свете немигающих звезд Глаза Неба казались друг другу просто силуэтами, тенями и двигались очень осторожно, чтобы не задеть в темноте мир — на нём едва удавалось рассмотреть редкие красные искорки найрских селений, а остальное — сплошная бархатистая тьма. Наконец, взошла луна, но её диск светил так тускло, что сам едва был виден. Они, сгрудившись, чувствуя тепло друг друга, рассматривали его. Границу света и тени на луне испещрили бесчисленные мелкие неровности — словно Вайми смотрел на что-то безмерно огромное, но когда он нагнулся слишком низко, всё снова расплылось. Юноша встал и с чувством потянулся, разминая уставшую спину.
— Послушайте… — начал он. Товарищи смотрели на него, но он не видел их глаз. — Если здесь весь мир, то… где же то место… то место за сферой звёзд, где… где нас ждут наши предки? Почему мы не видим его… как и тёмного места в основании мира? ТОТ мир у каждого из нас свой, но тогда… тогда он внутри нас, а это значит… что если мы умираем, то умирает и наш мир. И если так, то я боюсь… боюсь смерти.
