— Господин Панкрас принимает ванну в воде с уксусом, а еще он приказал мне сжечь его одежду.
— Все одежду? — спросил нотариус.
— Всю, что была на нем, ― ответила старая Aлиетт. — Да, тонкую сорочку, кружевное жабо, чулки из шотландской шерсти, прекрасный синий сюртук и башмаки с шелковой тесьмой… Все это, господа хорошие, теперь лишь пепел в кухонной печи!
Величие подобной жертвы доказывало серьезность опасности, и молчание стало еще тяжелее… Наконец, дверь бесшумно открылась, и появился Панкрас. Он был завернут в длинную простыню, которая придавала ему вид римского сенатора. Те, кто сидели, поднялись; он оперся о камин.
— Друзья мои, ― сказал он, ― прошу вас не терять головы, вы мужчины, и я верю, что вы способны выдержать потрясение от очень тяжелой новости. Долг и сочувствие повелевают мне предупредить вас. К несчастью, болезнь, о которой все говорят, это чума.
— Это потому, что так захотел Господь, — безмятежно проговорил суконщик.
Остальные на мгновение будто окаменели, а затем нотариус, голосом, который показался ослабшим, спросил:
— Вы видели больных?
— В настоящее время признано, — сказал мэтр Панкрас, — что два грузчика действительно умерли от чумы, поскольку третий, работавший с ними вместе, тоже от нее умер… Два известных врача прибыли из Монпелье, чтобы провести вскрытие, их заключение не оставляет сомнений в природе заболевания. Кроме того, слухи о смерти хирурга и всей его семьи мне только что подтвердили господа старшины, до сих пор державшие в секрете эту новость. Нет сомнений, что эти несчастные умерли, заразившись от грузчиков, которых осматривал хирург.
Клирик Норбер, пришедший из города, вмешался:
— Господин, думаю, что смогу успокоить вас, потому что я только что встретил своего друга, помощника госпитального врача. Он сказал мне, что в портовом госпитале эпидемия, но подобное бывает там часто. Госпиталь хорошо устроен для борьбы с чумой, и совершенно точно болезнь из него не выйдет.
— Совершенно точно, — воскликнул господин Панкрас, — на сей раз она из него вышла…
Гарен-Молодой вытаращил глаза, потом разинул рот, но так и не смог заговорить.
— Чума! — воскликнул капитан.
— Самое время это сказать, — ответил клирик.
— И где она? — спросил мэтр Пассакай, сохранявший самообладание.
— В двух или трех местах, — вздохнул доктор. ― На площади Ланш моряк по имени Эйссален умер вот уже больше недели назад. На днях портной по имени Крепс умер вместе со всей своей семьей на Пляс-дю-Пале. Наконец, сегодня утром я видел некую Маргариту Доптан, умершую на тротуаре на улице Де-ла-Бель-Табль. Это еще не большая эпидемия, но говорю вам, что город в опасности.
