— Первая фаза операции завершилась, — заговорил Моше Юдельман. — В течение трех месяцев наши деньги будут «отмыты»…
Родившись в Бронксе, нищем квартале Нью-Йорка, Юдельман получил университетское образование, раскладывая овощи по полкам и играя с «одноруким бандитом». Но Бог дал ему бесценный дар: Моше мог превзойти в быстроте принятия единственно правильного решения по той или иной финансовой операции любого директора центрального банка. Появившись на свет с цифрами в голове, как другие рождаются с голубыми глазами, он знал — не изучая, понимал — не начав размышлять и никогда не искал — всегда находил. Его острое финансовое чутье удваивалось за счет математического гения. Ни одно досье, каким бы запутанным оно ни было, не выдерживало в его руках более пяти минут. Он мгновенно выхватывал самое слабое место, находил едва заметную неточность, например отсутствующую запятую, которая в корне меняла содержание, делая легальным то, что преследовалось бы законом, и при этом не наталкивала проверяющего на недоверие к изложению и не вызывала у него сомнений. Он лучше компьютера помнил точные цифры доходов «семей»-противников, входящих в Комиссьоне, представлявшую собой высший орган ассоциации одиннадцати «семей», контролирующих мировой подпольный бизнес, в котором Дзу Дженцо Вольпоне был далеко не на последних ролях. Когда Юдельман вошел в «семью», Дженцо пришлось приложить немало усилий, чтобы Моше стали считать своим.
Сицилийцы с трудом терпели присутствие еврея в своей среде. Страстно привязанные к прародительским традициям своей древней страны, они испытывали извращенную ненависть ко всему, что было чуждо их клану, их этнической группе, сбросив в одну корзину ирландцев, негров, евреев, китайцев и протестантов.
Первое время Юдельман вел себя ниже травы, тише воды, подавая голос лишь тогда, когда интересовались его мнением. Он сохранял абсолютный нейтралитет, никогда не поддерживая чью-либо сторону, и никогда не произносил грубых, оскорбительных слов. Он просто всегда был на месте: как мебель, к которой привыкли и которой пользовались в нужный момент. Он был достаточно проницательным, чтобы быстро сделать вывод относительно негласных законов клана, сводившихся к девизу святого Франсуа Асиза: «Не пытайся изменить мир! Измени его!» К этому у него стремления не было. Невидимый мир, в котором он варился, давал ему возможность удовлетворить собственный голод власти и амбиции тайного советника. Его поразительные математические и организаторские способности обеспечивали ему все остальное.
