Язык текущего момента. Понятие правильности | страница 39



устройство языка, сколько на стилевые (внеязыковые) содержательно-смысловые векторы.

Размежевать понятия устный и письменный – о формах реализации текста – и понятия книжный и некнижный (с собственно разговорной базой) – о разновидностях языка – необходимо, но это не значит, что в общении совершенно стирается различие между текстами – письменным, звучащим и смешанным дисплейным.

* * *

Не следует думать, что каждый последующий шаг развития отменяет предыдущие: письменность, например, отнюдь не устранила звуковое общение, хотя и неправомерно (явно поспешив!) унизила его в глазах общественного мнения, сведя к бытовой тематике. Также и дисплей не отменит ни звучащую речь, ни письменную.

В то же время во всех современных текстах происходит, хотя и весьма различно, смешение книжных и некнижных (даже откровенно разговорных, сниженных) элементов. Задавая пример, дисплейные тексты соблазняют всех ещё и изобразительностью. Косвенно с этим увязывается и нынешняя склонность к тому, что всё шире распространяется и может быть названо пиктографической символикой: на приборной доске автомобиля вместо надписей «бензин», «температура» изображения термометра, бензоколонки. И в кухне на плите, микроволновке, холодильнике символические рисунки передают смысл, но не огласовку, отчего понятны носителям любого языка.

Условно рисуемое сердечко всем понятно как одобрение, восхищение. Изображение не связано с определёнными языковыми формами. Флексия окружения, конечно, сдерживает эту неопределённость по-русски: «Я ♥ (сердечко) Москву» вряд ли кто прочитает «Мне нравится Москва», а вот на аналитическом английском «I ♥ New York» столь же понятно, но совсем без материально-языковых изменений легко читается как like, love, am fond of и т. д. Значок € (евро) всем понятен, но немцы произносят его как «ойро», британцы – как «юро», мы – как «евро».

Академик Н.Ю. Шведова, замечательный лингвист и пионер изучения специфики звучащих текстов – пусть ещё только по отображению её в художественных произведениях, – осмотрительно и верно писала: «Разговорная речь – это сам произносимый, звучащий язык [вспомним замечание учёного француза: всем людям на Земле дан один язык – человечий, звуковой! – В.К.], непосредственно обращённый к слушателю или слушателям и не рассчитанный на фиксацию» (Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. C. 3).

Ушла Наталия Юльевна, не узнав, что вот-вот грядёт расчёт на его фиксацию! А вследствие этого освобождённая от жёсткой привязки только к звучащей форме некнижность начнёт генеральное наступление на привычное нормализаторство. Её синтаксис, опирающийся, как она показала, по природе своей на междометия и частицы, интонацию, возможности голоса, мимику, жестикуляцию, окажется во многом успешнее логико-вербальных схем книжного синтаксиса, нацеленного на высокие материи, возвышенного, официального.