с куском кожи!
Рина разглядывала свои прежние вещи и удивлялась их великому множеству. Зачем ей все это надо было? Что она с этим делала? Ведь каждая тряпка требует хотя бы секунды в день, чтобы куда-то ее переложить или просто убрать с дороги. Она как крот рылась в горе вещей, небрежно отбрасывая их в сторону, и вспоминала Витяру.
Витяра был человек порыва. Раз решив что-то для себя, он начинал это немедленно воплощать. Поэтому никто не удивился, когда однажды из окна вылетела и воткнулась в сугроб кровать. Это означало, что впредь Витяра собирается спать на полу. Еще через два дня в том же сугробе оказалась и прочая мебель. Витяра, уверенно шедший по пути минимализма, больше в ней не нуждался.
– Вон! Все вон! – вскрикивал он, выбрасывая в окно все, что зачерпывал его взгляд и нашаривали руки. – Сколько в жизни ненужного барахла! Человеку нужны просто-навсего зубная щетка, нож, ложка, миска, кастрюля, спальник, немного одежды и компьютер! И пластилин! При желании даже и этот список можно сократить! Например, готовить в железной миске, а кастрюлю вычеркнуть!
– Нож, ложку и миску тоже можно вычеркнуть, потому что есть Суповна! – ехидно заявил Влад Ганич, шаставший под окном с тележкой и быстро грузивший на нее все вещи. Запасливому Ганичу пришло в голову, что их можно спрятать, а потом за умеренное вознаграждение вернуть тому же Витяре, когда тот наиграется в минимализм.
Рина переоделась, накинула шныровскую куртку на приоткрытую дверцу шкафа и вышла к Долбушину.
– Нерпь и шнеппер оставь! Они не пригодятся! – сказал глава форта не оборачиваясь.
– Откуда ты знаешь, что я их взяла? – удивилась Рина.
– Интуиция. Я сам был шныром. Ходил со шнеппером даже в душ. И не снимал нерпь.
– А теперь ходишь в душ с зонтом! – брякнула Рина. Истина «промолчишь – за умную сойдешь» как-то плохо просачивалась в ее мозг.
Спина Долбушина окаменела. Однако Рину больше занимало лицо Андрея, прилагавшего огромные усилия, чтобы не расхохотаться.
– Поехали! – сказал Долбушин и шагами командора направился к лифту.
У машины их уже ждала Лиана Григорьева, чтобы ехать с ними на встречу форта. Она сидела на капоте и дышала себе на руки.
– Ого, кого я вижу! Шныровские родственники!.. Кстати, я замерзла! – капризно сообщила она.
– Так зашла бы в дом! – сказал Долбушин.
– Тогда я не смогла бы пожаловаться, что замерзла. Женщине выгодно, чтобы перед ней все были виноваты. Ради этого женщина готова перенести все возможные лишения.
