Банка оказалась из-под чая, но очень старая. Облупленная барышня танцевала на спине у хорошо сохранившегося слона. В банке Меркурий хранил всевозможные мелочи, нужные ему для работы по коже: всякие обрезки, ножики разных форм, заклепки, тюбики с клеем.
Все это Меркурий вытряхнул себе на колени и достал пузырек с широким горлышком и резиновой пробкой. Внутри были какие-то высохшие водоросли. Афанасий потянулся к пузырьку, но Меркурий кольнул его в палец шилом:
– Подснежник. Открывать. Нельзя.
Подснежниками шныры называли небольшие атакующие закладки.
– Подложите это. Под крыльцо Белдо. Пробку выдерните издали. Близко. Не соваться.
– Взорвется? – спросил Афанасий, держа во рту уколотый палец.
– Нет. Это будет. Небольшая месть. Но приятная, – ответил Меркурий, голосом отсекая все вопросы.
Заложить подснежник вызвался Ул. С ним собрался пойти Афанасий, но Ул заявил, что возьмет с собой Яру. Когда утром он пришел к ней, Яра двигала мебель.
– У тебя инстинкт свивания гнезда! – сказал Ул.
– Только меня из этого гнезда могут в любой момент вышибить! – мгновенно ответила Яра.
Ул сел на подоконник. Уже много дней они старательно избегали этой темы. Она была как завонявшая рыба, которая лежит в холодильнике в закрытой кастрюле. И выбросить надо, и крышку поднимать не хочется.
Яра подошла и лбом ткнулась ему в плечо:
– Прости!
– Все будет хорошо, – сказал Ул.
– Все будет так, как должно быть. А хорошо или плохо, мы поймем после. Больно – это не всегда плохо, а приятно – это не всегда хорошо, – ответила Яра.
В Москву они не особенно спешили. Позавтракали, побывали в пегасне. Ул почистил Азу, Яра заглянула к Гульденку, и потом только отправились на электричку. У входа в Зеленый Лабиринт Кавалерия вполголоса спорила о чем-то с Владом Ганичем. Заметно было, что она им очень недовольна.
– Мне один вопрос не дает покоя. Почему Ганича фонтан подпускает ближе, чем остальных? – сказала Яра, когда они шли полем.
– Мы же обсуждали это. Мы – чудо былиин! – хорошие, – отозвался Ул.
– И? – ревниво спросила Яра.
Ул усмехнулся. В каких-то вещах мужской мозг всегда мыслит четче.
– Вот видишь, ты не протестовала, что ты хорошая. Мы, может, скромничаем иногда, что мы такие несовершенные, сволочи последние, но все равно втайне знаем, что мы хорошие. А Ганич знает, что он гад. Но гад, который зачем-то сидит в ШНыре и многого себя лишает. Я не удивлюсь, если через пару лет Ганич и Фреда обгонят всех остальных. И за Первую Гряду будут нырять.
