К вечеру письма были перечитаны не один раз. Густа вновь и вновь возвращалась к ним, пока, кажется, не выучила наизусть. Смысл всех писем, в сущности, был очень простым. Их содержание сводилось к тому, что Георг по-прежнему её любит и крайне обеспокоен затяжным молчанием. Письма были полны тревоги. Потому что, несмотря на все чувства, приехать он пока не может. В военное время такой отъезд был бы приравнен к дезертирству. Стало быть, скорой встречи ждать не приходилось. В одном из писем упоминалось, что в Дортмунд благополучно прибыло семейство Шварцев и что герр Шварц и Эмилия получили места на заводе.
Густу на минутку кольнула ревность: как же так, эта тихоня Эмилия работает на заводе Георга и, вероятно, может встречаться с ним хоть каждый день, а ей – Густе, приходится сидеть в полной неизвестности в этих лесах, хотя именно она вынашивает дитя Георга.
Но Эмилия больше ни в одном письме не упоминалась, и ревность, не получив пищи, быстро прошла.
Читая и перечитывая эти листки, Густа сообразила, что Георг, скорее всего, даже не догадывается о её беременности. И она принялась строчить ответное письмо. Она писала, черкала и переписывала заново, пока в комнату не заглянула мама: «Ну что ты сидишь тут, полуночница. Все уж и спать легли, а ты так и не ужинала. Давай-ка, иди поешь и – спать. Утром, на свежую голову, небось дело лучше пойдёт».
Как всегда, мама была права.
И пока весь дом спал, они с мамой долго сидели, вполголоса обсуждая всё, что должно произойти, независимо ни от войны, ни от писем, ни от новостей. Нужно было готовиться к рождению ребёночка без отца.
Через неделю, когда папа снова вёз на рынок сыр, в кармане у него лежало и письмо для Георга. Он должен был узнать о ребёнке.
Вечером к ним пришли.
Лошадь, давно распряжённая, стояла в хлеву, а семья, умаявшаяся, как и всегда в базарный день, сидела за столом.
Дверь распахнулась внезапно и широко, впустив в натопленную избу волну снежного раннемартовского холода. На пороге возник человек, до бровей замотанный в какие-то шарфы. В руке он держал оружие. Густа намётанным глазом сразу распознала охотничье ружье «Модель 37» компании «Зауэр», превращённое незваным гостем в обрез. Короткий ствол на миг отразил блик от лампы и тут же уставился двумя неподвижными чёрными точками, как глазами, на сидящих за столом.
– Да тут, никак, веселье! И еда есть, и бабы!
Под рукой у державшего обрез в избу проскользнул второй, тут же длинной тенью метнувшийся в сторону от возможной линии огня. Цепким взглядом обежав комнату, он скользящим движением кинулся к закрытой двери, за которой спала малышка Марты. Марта протестующе вскрикнула и осеклась, увидев, что ствол, неизвестно как появившийся и у второго, направлен прямо на неё.
