Я сунул их в карман и снова полез в бардачок. В уголке, обтянутая тряпицей, чтобы не перепутать в темноте, лежала еще одна железная гроздь. Вот эти‑то пять патронов, скованных такой же обоймой‑снежинкой, я и вставил в барабан. Защелкнул револьвер и вылез из «козленка».
— Что, Шатун? Мандражит? — пытал Виктор Бориса.
Тот кивнул.
— Есть немного…
Он улыбнулся — неуверенно, ловя наши взгляды.
Странное это ощущение, когда огромный мужик, на две головы выше, килограммов на сорок тяжелее и на десять лет старше, заискивающе заглядывает тебе в глаза, словно нашкодивший мальчишка…
Даже не подозревая, что ему предстоит пройти еще один, последний урок. Жестокий, как и все наше ремесло.
— Держи. — Я протянул ему Курносого.
— Chiefs Special… — пробормотал Шатун, принимая.
— Пользоваться‑то умеешь? — спросил Виктор.
— Да, конечно… Но… — Шатун нахмурился. Протянутая рука замерла, едва коснувшись пальцами рукояти, так и не взяв револьвер из моей ладони. — Но Юрий Александрович говорил, что…
— Все верно, — сказал Виктор. — Но сейчас случай особенный. Пойдешь с оружием.
— Но ведь я…
— Чуть сзади пойдешь, — говорил Виктор, не обращая внимания. — Она будет давить на нас, тебе будет полегче. Сможешь выстрелить.
— А если у меня не получится? — Голос Шатуна, и без того низкий, вдруг охрип. Он облизнул губы. — Я ведь еще никогда…
— Должно получиться! — рявкнул Виктор. — Выхода другого у нас нет… Парень ты крепкий, так что должен взять на себя самую трудную работу.
— Да, хорошо…
Даже в неверном свете подфарников было заметно, как запунцовели щеки Шатуна. Не ожидал он, что вечно ехидный Виктор так высоко его оценит… Шатун закусил губу, но все‑таки краешек смущенной улыбки просочился.
— А можно, я со своим? — осмелел он. — У моего рукоятка нормальная, тяжелая. А то этот совсем маленький и легкий, отдача, должно быть, как молотком по пальцам…
Виктор пожал плечами — уже прежний, ехидный и равнодушный:
— Никто и не обещал, что будет легко.
— Нет. Придется с этим. Патроны специальные, — сказал я.
Достал из кармана гроздь патронов и присел к подфарнику, чтобы лучше было видно. Борис пригнулся к моему плечу, вглядываясь. Я щелкнул ногтем по красновато отливающей головке пули. На полированном металле чернел крест.
— Пуля подпилена, видишь? Когда входит в тело, раскрывается цветком. Четыре куска свинца да еще медный задник. Раздирает так, словно не одна пуля, а всю обойму туда всадил. Главное, суметь подобраться к ней и выстрелить. Хотя бы один раз.
