Как только мы очутились в кабинете, дверь в него резко распахнулась, и на пороге возник довольно красивый, с незначительной проседью, высокий, плотного телосложения мужчина лет пятидесяти, в солидном костюме, с галстуком. Для своих лет он выглядел довольно привлекательно. Он внимательно осмотрел меня и спокойно перевел взгляд на Анфису.
– Привет, пап! – весело поздоровалась она.
– Добрый вечер! – скромно сказал я.
– Здравствуйте, молодежь! – поприветствовал он нас уверенным, с легкой хрипотцой голосом.
– Анатолий, – так же скромно, как и поздоровался, представился я.
– Григорий Леонидович! – он протянул мне большую лопатообразную руку.
«Рука настоящего археолога… и лопаты не нужно, чтобы копать…» – мелькнула у меня озорная мысль.
– Пойдемте вниз, чаю попьем, – предложил Григорий Леонидович, не спуская с меня пристального взгляда, затем развернулся на пятках и направился к лестнице.
Мы потрусили за ним.
В каминном зале я уселся в кожаное кресло, напротив Григория Леонидовича. Анфиса скрылась на кухне, накрыть на стол и приготовить чай.
– Ну, Анатолий, рассказывай, чем занимаешься, как живешь? – спросил Григорий Леонидович, оглядывая меня все тем же пристальным взглядом.
«Наверняка ему про меня уже доложили – кто таков и зачем приехал», – подумал я, а вслух ответил:
– Историк я. В институте в архиве работаю…
– А, у Петра Алексеевича! Почти коллега Анфисы? Это хорошо, – одобрительно закачал головой археолог.
– Меня Анфиса попросила рассказать о своей работе, так как у нее нет возможности сейчас самой углубиться в практику…
Он вдруг нахмурился и с недоверием посмотрел на меня. Я понял, что зря сказал о том, что знаю про Анфисино положение, а значит, знаю про какие-то проблемы у него на работе. В комнату вошла Анфиса с большим подносом уставленным печеньем и булочками.
– Анфиса, зачем тебе понадобилось беспокоить Анатолия и просить, чтобы он приехал и рассказал тебе о своей работе? Ты ведь можешь и к самому Петру Алексеевичу приехать, когда хочешь. Не сейчас, конечно же, но позже. Это ведь не проблема, ты знаешь, – строгим голосом проговорил Григорий Леонидович.
Анфиса покраснела и, потупясь, посмотрела на меня, потом на отца.
