За окном заплакал ребенок.
В трубах зарокотала вода.
И стихла.
Наконец грохнул выстрел.
— Вот и все, — сказал Максим. — Одевайся.
Трансвестит, бледный, как перемазанная мелом смерть, вздрогнул.
— Не надо!
— Дурак. Пойдешь со мной. Будешь потом свидетелем.
— Зачем?!
— Не в суде, дурак. Должен же я отчитаться перед инвесторами, с какого бодуна я перебил всех этих скорпионов и отрезал яйца менеджеру перед его лютой смертью!
Максим пересек трамвайные пути, перемахнул через низенький барьерчик, отделяющий зловонный бульвар от смердящей выхлопным газом улицы. И решительно направился к дому с колоннами, впечатывая в дорожку каблуки своих массивных шнурованных ботинок. Менеджеру оставалось жить двадцать минут. А охранявшим его дебилам с выползавшими из-под пиджачных воротников заушными проводками — и того меньше.
Рядом смешно семенит трансвестит в узкой английской юбке и с лицом, с перепугу размалеванным вкривь и вкось.
Со стороны это выглядит так, словно мужчина средних лет, знающий себе цену, выгуливает собачонку экзотической породы.
Сидящий на скамейке бомж, отхлебывающий из чудесным образом доставшейся ему почти полной бутыли крепкой «Охоты», думает: до чего же славный выдался вечерок!
Игорь Зотов
Декамерон
Серебряный Бор
Лицом Рябец походил на череп: худое, с глубоко сидящим белесым взглядом и чуть приоткрытым ртом — вечный оскал крупных желтоватых зубов. В школе за глаза и звали его Черепом, но в глаза опасались, кличку дали по фамилии — Ряба.
Теперь, когда он разменял шестой десяток, черепное сходство обратилось общескелетным: худоба и костистость.
За завтраком Рябец читает криминальную хронику в «МК»: пока размолотит ложечкой попку яйца, пока облупит, пробежит про пропавшую в тайге под Красноярском второклассницу; откусит-пожует бутерброд — про пьяного офицера, застрелившего солдата, отхлебнет глоток суррогатного кофе — про…
В заметке «В Серебряном бору работала частная тюрьма с пыточной камерой» написано, что менты задержали на улице среди бела дня голого бомжа в наручниках, с проломленным черепом и со следами побоев на теле. Бомж назвался «Андрюхой» и успел сообщить, что его пытали в подвале «электричеством и клещами». Адрес прошептал: Вторая линия, 43. Смолк. Довезти «Андрюху» в 67-ю больницу не успели — умер в пробке, не приходя в сознание. Менты — по адресу, но тюремщиков и след простыл. Зато тюрьма знатная — три клетки и еще: электрошокер, щипцы, дыба, испанский сапог и прочая всячина. Два трупа — и тоже серебряноборских бомжей. Ведется расследование.
