Пристаем к берегу. Здесь повсюду следы войны — разрушенные дома, сожженные сараи, сломанные, вырубленные деревья. Не хочется верить, что в этой благословенной стране еще недавно гремели орудия, рвались бомбы и мины.
Длинная плотина делит новый лиман на две части — по одну сторону соленая вода, по другую — пресная. Машина медленно катится узким проходом. Дети ловят рыбу на удочки. Нанизанные на веревочку бычки отливают серебром.
На холме — институт виноградарства и виноделия имени Таирова. Далеко простираются зеленые виноградники. Свешиваются крупные, уже тяжелые гроздья. Загорелые люди выходят нам навстречу. Это группа энтузиастов, которые работают здесь, исследуя, сажая, выращивая виноград, в поисках самого лучшего приспособления соответственных разновидностей к данной почве.
Виноградари страстно убеждают нас:
— Можно получить вино не хуже, чем в Грузии. Можно получить даже лучшее, чем…
Да, это единственное, что их интересует. Чтобы было лучшее, самое лучшее, самое лучшее. Чтобы дать такое украинское вино, какое только возможно. Потому что ведь оно может, может быть великолепным. Они объясняют нам сорта, разновидности. Разграбленная оккупантами лаборатория постепенно приводится в порядок. И вдруг оказывается, что иной раз проблемой становятся несколько оконных стекол или несколько досок, кое-какая посуда. Что им нужно? И снова, как там, в Вилкове: нужен трактор, обязательно нужен трактор. И потом еще — вот на эту брошюрку для колхозов — четыреста кило бумаги.
Я смотрю на их поношенные рабочие костюмы, на их стоптанную обувь. А ведь это — люди с высшим образованием, есть между ними и ученые. Между тем они, так же, как те, в Вилкове, нуждаются только в том, что им необходимо для работы: трактор, бумага, несколько оконных стекол. И я вижу светлую крепкую нить, связывающую тех, рыбаков из прибрежного поселка, простых, неученых людей, с этими, работающими вдали от людских поселений над украинским вином, над виноградом, с учеными в поношенных костюмах, — этим тоже и в голову не пришло говорить о каких-нибудь своих, личных нуждах.
Клубы пыли на дороге. Вон там, вдали, это уже Одесса. Я вижу ее впервые в жизни. Как отличается она от того, что я себе представляла: портовый город, значит обязательно узкие, грязные улицы, все завалено тюками, обязательно вонь и дым.
И вот перед нами Одесса, вся в цветах и зелени, овеянная чистым дыханием моря. На широких улицах — ни пылинки. И здесь уже почти не заметно того, что бросается в глаза во всех других городах, — что по ним прошлась разбойничья рука врага, что она истребила население, опустошила улицы. На улицах — полно. Проходят нарядные девушки. Говор, спешка, веселая, пульсирующая жизнь. Веселая, пульсирующая жизнь и в чудо-театре. Не верится, что это не сказочная декорация, так сказочно красив этот театр.
