Сделав большой глоток родниковой воды из фляги, Непенин заметил:
— Я, как человек, состоящий на флотской службе, не могу позволить себе нарушение государева сухого закона, а вы, Александр Иванович, человек вольный: есть спирт и фин-шампань.
— Благодарствуйте, но я тоже считаю себя на службе. И флотской и армейской.
Адмирал помолчал, а потом, принюхиваясь к пьянящему запаху закипавшей булько-пенной ухи, задумчиво, обращаясь будто бы к себе, спросил:
— Интересно, все ли государи, провалившие выигрышную войну, уходят с престола добром? Или их понуждают к этому?
Гучков словно бы ждал этого вопроса:
— Девятнадцатый век — последний век рыцарства — кончился, Адриан Иванович. Все можно вернуть, кроме прошлого. А мы только все об этом и думаем.
Непенин подтянул длинные, костистые ноги к подбородку и, по-прежнему не отрывая глаз от огня, поинтересовался:
— Председатель Государственной думы разделяет вашу точку зрения?
— Родзянко человек обстоятельный и весьма аккуратный… Он политик избыточной трезвенности.
— Он к вам после известного разговора во дворце звонил? — Адмирал наконец оторвал глаза от огня и требующе посмотрел на Гучкова.
Тот кивнул:
— Вы правы, нечего нам в кошки-мышки играть: мне сдается, что на крутой шаг… Ишь, — Гучков, оборвав себя, усмехнулся, — даже тут осторожничаю… Так вот, на устранение царя, на переворот Родзянко не пойдет с… нами… Могу ли я объединить вас с теми, кто разделяет мою позицию?
Адмирал поморщился:
— Болтовни много, Александр Иванович… Разве серьезные дела так решаются? Великий князь Николай Михайлович приезжает в яхт-клуб, играет там в карты и после выпитого шампанского вина открыто, при лакеях, спрашивает: "Ну а Балтийский флот нас поддержит, когда придет пора брать у государя отречение?" Кругом шпики, жандармы покупают людей на корню, им до германского шпионства дела нет, им бы только знать, кто, как и о ком говорит, деньги-то в секретной полиции несчитанные, если даже к нашей среде в девятьсот шестом смогли подлезть, а тут эдакие словеса…
— Гвардия негодует, — сказал Гучков. — Оскорблено русское национальное чувство. Распутины, Альтшиллеры, Штюрмеры, фон Боки, Сухомлиновы, Вырубовы, Манусы, Щегловитовы, Рубинштейны, Хвостовы, Маклаковы, Саблеры рвут державу целиком и кусками, как шакалы. Гвардия — порох… Я готов на то, чтобы сыграть роль фитиля…
Адмирал обернулся в кромешность ночи:
— Гриша, разливай уху, готова…
Гучкову, отсербав по-крестьянски большой деревянной ложкой, посоветовал:
