Так бы и пользоваться Макарычу своим «рыбным хозяйством», но в деревне все-таки нашлись завистники, где их не бывает, нажаловались начальству. А тому и без Макарыча забот хватает, однако ж надо как-то рассудить дело. Пришел бригадир и покачал головой, мол, так-то и так-то, разговоры всякие идут, жалобы, лучше бы запруду убрать, чтобы глаза не мозолила. Пускай течет ручеек, как прежде.
— Да ведь я лишний раз в магазин не пойду, — пытался доказывать Макарыч. — Если я за свой счет питаюсь, то и у государства меньше еды съем. Значит, больше другим достанется.
— Все я понимаю, — сказал бригадир. — Ты мне не толкуй.
— Да ведь выгода, — с досадой сказал Макарыч.
— Что поделаешь, — пожал плечами бригадир.
— Тьфу! — плюнул Макарыч.
От расстройства мужик чуть было не запил, но одумался. Леший с ней, с этой запрудой, жили без нее и дальше проживут. Взял своих ребят и пошли ломать запруду. Было горько ему и тошно, жалко трудов своих, смекалки своей. Но был он человек послушливый, никогда не лез на рожон. Да и война многому научила, ногу потерял на войне.
— Ломайте, ребята!
— Да пошли они все! — разгорячился старший и глазами цыганьими засверкал. — Знаешь, где я их видал?
— Нет уж, Сережа, нельзя, — строго сказал Макарыч. — У нас все одинаковые. Никому так никому, всем так всем.
И сломали запруду. Крупную рыбу собрали, а мелочь выпустили в реку — пускай подрастает. Может, кто на удочку выудит, так и рад будет.
И опять ручеек побежал. Веселый такой, беззаботный и бесполезный ручеек.
— Эхма! Ведь с рыбой были, — говорит другой раз Макарыч, собираясь со своими ребятами браконьерствовать в озера. — И как это все на свете устроено, не пойму я, леший знает.
— Дуракам закон не писан, — отвечает ему старшой.
— Цыц, ты! Нечего тут разводить частную собственность.
Но тошно было Макарычу и казалось, что люди совсем потеряли толк. От добра добра ищут. Жалко не рыбы, а затеи.
Володька Мокрецов хаживал по берегу с удочкой и видел в свое время запруду Макарычеву. И на него находило какое-то благостное удивление, мол, как это хорошо придумали ребята, пускай хоть и в малом. Но ведь все начинается с малого…
Потом Макарыч заболел и помер. На другой год старший парень собрал своих братьев, и снова пошли делать запруду.
— А если опять запретят? — спросил меньшой, который нынче собирался идти в армию.
— Утоплю! — сверкнул глазами старшой. — Это память об отце, понял? Нам рыбы не надо.
— Понял.
Снова запустили карасей, лещей, плотву. Рыба развелась. Мужики в деревне про это узнали, но никто не пошел теперь жаловаться начальству. Тот, кто прежде жаловался, имел какие-то старые счеты к Макарычу, и теперь уж ничем не мог досадить ему.
