Тень от елки, что стояла позади огорода, стала плотнее, но вершина, усыпанная медными шишками, все еще была залита солнцем, все сверкала.
Идти в избу мне не хотелось. Там было пусто и тихо. И я продолжал сидеть на крыльце, ожидая, когда придут из-за реки мои дедушка, бабушка и мама.
За долгий летний день я соскучился по ним, истосковался весь. Да и как не истосковаться ребенку, который мал и несмышлен, и даже еще в школу не ходит, которому не под силу вытащить ухватом из печки большой чугун с картошкой и поесть?
Однако вот они и появились, вышли вдруг из лесу, впереди дедушка, потом бабушка с мамой.
Мама подошла ко мне, улыбнулась, а в руках у нее три ветки с перезревшей черемухой.
— На-ко вот тебе, угощайся.
Видимо, она провела своей жесткой ладонью по моей голове, может быть, в глазах у нее сверкнули слезы, стало жалко ребенка, который вот уже четвертый год живет без отца, а война все не кончается. Однако я ничего не заметил, потому что обрадовался веточкам черемухи, сплошь усыпанным черными сладкими ягодами, скорей стал их есть.
Но теперь мне кажется, что так оно и было, иначе и быть не могло, потому что я чувствую ее горячую руку на своей голове, остриженной овечьими ножницами, и по сей день.
— А у тебя, бабушка, что в подоле?
— Да тоже черемуха.
Оказывается, бабушка нарвала ягод в фартук, сказала, что хочет посушить их на зиму, мол, когда заболит у меня пучина, то есть живот, то можно будет полечить сушеной черемухой. Что ж, полечить так полечить…
Дедушка прислонил грабли к стене и бросил мне на крыльцо целую охапку травы:
— Вот тебе гостинцы.
— А что это, дедушка?
— Кислица да пучки.
Я обрадовался, выходит, не зря прождал их весь день, завалили гостинцами, пускай лесными, кислыми да терпкими, это неважно. Главное, что помнили обо мне весь день, беспокоились, как я тут один. Каким-то образом, не взирая на свое малолетство, я ощутил эту их заботу.
Бабушка ушла в избу, сказала, что надо ладить пойло корове, дедушка взял ведра, чтобы принести воды да поставить кипятить самовар, мама по какому-то делу отправилась в огород, может быть, пощипать луку, потому что всем нам хотелось есть.
Я остался на крыльце, грыз дедушкину траву, смотрел на лес, из-за которого все еще ярко просвечивало солнце, никак не хотело закатываться.
Вдруг я подумал, да ведь оно и не закатится, пока не придут коровы, овцы, куры не усядутся на насесте, а сам я не захочу спать. Вот когда все это случится, тогда только солнышко и зайдет. Какая детская самоуверенность, или, лучше сказать, фантазия! Все перепутала моя глупая голова, причину и следствие — как только я захочу спать, солнышко зайдет, а до того времени будет сидеть на небе.
