Страсти Евы | страница 24



− Моя дорогая, проницательности вам не занимать, − его искренность превосходит все возможные пределы. − Перед вами доктор биологических наук. Всю свою сознательную жизнь я занимаюсь вирусологией. На сегодня являюсь одним из акционеров Корпорации. Мой комплекс лабораторий − Зона № 1 − располагается в Подмосковье. Что до вас? Слышал, вы мечтаете стать хирургом.

− «Медицина поистине есть самое благородное из всех искусств», − скромно цитирую я Гиппократа. − Мои мозги не рассчитаны на научные открытия.

Наше общение прерывает звон бокалов в основном зале − заводной цыганский ансамбль завершил выступление. Разделяя общество других гостей, мы перебираемся к бассейну для финальной части празднества. Гавриил Германович снова напускает на себя непреклонный отсутствующий вид, но, что самое поразительное, в своей отчужденности он умудряется выглядеть необычайно органичным.

− Какая удивительная сегодня луна, − зачарованно вглядываюсь я в багровые лунки кратеров на огненно-рыжем диске. − Я обожаю полнолуние. А вы?

− Раз вы любите полнолуние, значит, оно в честь вашего дня, − с видом знатока отвечает он. − Небо чтит его.

− Не знала, что мне оказана такая честь.

− Скоро узнаете, уверяю вас, − в его наступательной интонации заложена угроза или даже приговор, но точно не комплимент.

− А, ясно, − благодарственно киваю я, пальцами вцепляюсь в дужку очков.

«Доктор Гробовой, случайно, не клиент Финкельштейна − моего мозгоправа?»

− Не обижайтесь, моя дорогая, просто прекрасную половину человечества возбуждает всякая мистика, гадания там… гороскопы и прочая ерунда, − возвращается он к тону утратившего вкус к жизни прожженного повесы. − У мужчин аналитический склад ума.

− «Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного», − подзадориваю я его и нарочно меняю тактику: − Не возьмусь спорить с Овидием и говорить за всех ныне живущих женщин, но лично я − реалист. Меня не возбуждают перечисленные вами пункты.

Какое-то время Гавриил Германович задумчиво изучает меня.

− «Женщина − человеческое существо, которое одевается, болтает и раздевается». Быть может, Вольтер ошибся. Вы удивили меня, моя дорогая.

На моем лице наверняка отражаются сложные мыслительные усилия − я тщетно пытаюсь разобраться в замысловатом комплименте или что это было?.. Возвращает мне возможность мыслить здраво проплывающая мимо нас грудастая блонда, выражающая всем своим видом, как будто на лбу у нее бегущая строка: «Я даже болтать не буду, красавчик, а сразу сделаю все, что захочешь!