— Нет. Голове полезен холод вообще.
— А. Может, мёрзнуть нечему?
— А ты не завидуй. Подставил тебя, да? Теперь видно, каким бы ты был без волос! И вся твоя красота, Миха, оказывается, фейк.
В таком духе. Мне ужасно хотелось Яшу спросить, чего он так, радикально, наголо. И как родители к этому отнеслись? Но как-то неловко. Мало ли что.
— Сюда, — сказал Миша, и полез под ленточку. Красно-белую такую ленточку, которой стройплощадки огораживают и прочие опасные места.
Дом под снос. Я, конечно, видел его, но не приходило в голову залезть. Обычная пятиэтажка. Без окон, даже без рам в некоторых местах. Жутковатое зрелище, мёртвый дом. Кучи мусора вокруг.
Мне казалось, нас кто-то обязательно остановит. Ну как, туда же нельзя! Но оказалось, никому и дела нет.
Близнецы включили фонарики в телефонах, и я тоже. Горелым чем-то пахнет тут, и вообще… Мне вдруг стало сильно не по себе. Я понял, что близнецы ищут тут что-то, какие-то вещи. Охота такая у них. А мне кажется, это мародёрство какое-то.
Дверей в квартиры или совсем нет, или открыты, и из них вата торчит.
— Сюда? — спросил Миша. Яша кивнул.
Чужая квартира. Брошенное, жалкое всё. Диван с вылезшими пружинами. Какие-то доски. И пианино. Яша подошёл, пробежал пальцами по клавишам. Умеет, смотри-ка. Точно, они же в музыкалку ходят оба.
Яшка сфотографировал на телефон пианино, с разных ракурсов.
А Миша писал что-то в блокнот, карандашом. И потом тоже фотографировал.
Потом мы пошли в следующую квартиру. Там вообще ничего не было, и жуткий сквозняк, пустые проломы без рам. На полу — след от костра.
— А что, костёр, может?
— Вы чего… Прямо в доме?
— Да мы жгли уже, нормально… И потом, тут же люди живут.
— Где — здесь?!
— Ну, не в этой квартире, а вообще. Бездомные. Конечно, живут. Спят тут. Готовят на костре, кипятят воду. Никогда не видел в окнах свет?
— Я… Нет, я тут не катаюсь, — и правда, тут асфальт плохой, мимо этого дома я почти никогда не езжу.
— А, ты же не ходишь пешком, — добродушно поддел меня Миша.
— Я думал, вы тут ищете что. Ну, собираете.
— Нет, — объяснил Яша, — ну, как, собираем, конечно. Но не вещи. Память. Понимаешь, жутко как. Люди здесь жили всю жизнь. И ничего, ничего от этой жизни не осталось…
Миша потянул отошедший кусок обоев. Газета с другой стороны, обои поклеены на газету.
«Теперь в этих типографиях трудоемкость работ снизилась вдвое, значительно уменьшился брак, вызываемый, в частности, ручной перевозкой книг по цехам. Советский читатель получает больше книг, лучше, добротнее оформленных. Конструкторская мысль работает над дальнейшей механизацией полиграфических процессов».
